Ее чудовище - Купава Огинская Страница 20

Она не умела или просто не хотела думать о плохом долго. Да и зачем, когда на свете есть много других тем для размышлений, куда приятнее и безопаснее для душевного спокойствия?

— Ты учти, кровать у меня одна, — заговорила я, вытащив из глубокого кармана, скрытого в складках юбки, связку ключей, — кому-то придется спать на…

— Ничего, поместимся, — перебила меня она. — Надеюсь, ты не храпишь.

Магазин я открывала молча, жалея о том, что всего полгода назад выкинула старую кровать прежней хозяйки этого дома. И с чего я взяла, что она бесполезно занимает место?

Пока ведьма обустраивалась, выцарапывая у шкафа свободное место для своих вещей и осматривая мое скромное жилище, я бездумно сидела в старом каркасном кресле у окна, чувствуя себя невозможно уставшей.

Последние силы я истратила на то, чтобы чуть прибраться в жилой зоне, привести ее хоть к какому-то подобию порядка. Потом села и уже просто не смогла встать.

В голове было слишком много мыслей, мне нужно было столько всего совершить, и в то же время я абсолютно не понимала, что делать.

А потому просто сидела и тихо паниковала.

Надо же… проклятие.

Когда в мой дом беда постучала в прошлый раз, от нее хотя бы можно было сбежать, как-то спастись. Хоть попытаться. Конечно, деревню тогда почти никто не покинул, мало кто решился оставить привычную жизнь и уйти в неизвестность. Да и те, кто ушел, сделали это лишь после того, как умер последний больной и все слезы высохли. Они бежали не от болезни, они бежали от воспоминаний.

Мы же сейчас были заперты, отрезаны от всего мира. Как крысы в бочке…

*

Высший заявился вечером, как и обещал. Да не один, а в компании большого торта.

Вероятно, торт должен был примирить нас с присутствием Барона.

Несколько мгновений он и правда примирял: пока я рассматривала незнакомую эмблему кондитерской — искусно нарисованный кусок пирога с очень реалистичной вишенкой, парящий на ярком розовом фоне под рыжей надписью «Витаэ», а Барон стоял около стола.

Но потом он подошел ко мне, встал за спиной, тревожа инстинкт самосохранения, и опустил руки на мои плечи. С этим примирить меня не смог бы даже тортик.

— Поставлю-ка я чайник, — пробормотала Улиса, не желавшая находиться к Высшему так опасно близко.

— Неужели торт из столицы? — спросила я грустно, жалея, что не додумалась сбежать первой.

— Из Темных земель, — с гордостью отозвался Барон. Будто бы там жили лучшие кондитеры на всем Изломе.

— О-о-о-о, — глубокомысленно протянула я, осторожно выбираясь из-под его рук. — Знаете, я, пожалуй, помогу Улисе чай сделать.

Барон благосклонно позволил мне сбежать к ведьме. К очень шокированной ведьме:

— Он принес торт, — хрипло прошептала она.

— Угу. Делает все, чтобы его еда была приятной на вкус, — фыркнула я, решив не говорить ей, что уже были конфеты, которые Улиса, судя по всему, тогда просто не заметила. Слишком активно занималась спасением капитана и по сторонам смотрела мало.

Розы же я благоразумно поставила на подоконник и предусмотрительно прикрыла занавеской, чтобы ни самой их лишний раз не видеть, ни Улисе потрясение всех основ ее мировоззрения не устроить.

Чаепитие, несмотря на вкусный торт и заваренный ведьмой чай, проходило в гнетущей атмосфере. Барон пребывал в своих мрачных мыслях, хмурился и смотрел прямо перед собой, словно пытался найти решение проблем в тонких линиях старой деревянной столешницы. Мы с Улисой увлеченно разглядывали чай в чашках, изредка косясь на Высшего.

Молчание затягивалось.

Я слышала, как редко пощелкивает под потолком светильник, как бы намекая на то, что кристалл пора было бы уже сменить.

Тишина давила, я хотела нарушить ее, но не знала как. Был бы голос – петь бы начала, честное слово.

— Я мог бы тебя отсюда забрать, — произнес вдруг Барон рассеянно.

Улиса оживилась. Прекратив страдать над чашкой, она с интересом посмотрела на Высшего, уже прикидывая, как бы так уцепиться за этот шанс выбраться из города.

Я не разделяла ее радостного настроя. У меня уже были планы на завтра: я должна была навестить даму Ариш с дочерью, Ассайю… не лишним было бы заглянуть в управление и узнать, как чувствует себя капитан, быть может, предложить помощь.

Мне нельзя было бежать. Однажды я уже сбежала. Сейчас же меня держала на месте уверенность: сбегу еще раз — буду бегать всю жизнь.

Мы честно попытались покинуть город, избежать маячивших на горизонте проблем. Не удалось.

Не судьба.

Осталось только мужественно их встретить и попытаться пережить.

— Вы же сами говорили, что мы, люди, имеем нехорошую привычку умирать… — я не договорила, получила болезненный пинок по ноге от ведьмы, но не растерялась и зло пнула ее в ответ. Улиса дернулась и тихо ойкнула от неожиданности. Барон, от внимания которого не укрылся наш маленький молчаливый, но крайне эмоциональный спор, вопросительно приподнял бровь. И я твердо добавила: — Мне нельзя уезжать.

— Город захлестнут беспорядки, когда проклятые начнут умирать, ты понимаешь это? — спросил он. Поморщился и неохотно исправился: — Вернее, когда они начнут восставать.

— Некромант с этим разберется, — ответила я с уверенностью, которой не чувствовала.

— Дорогая… — Барон осекся, будто вспомнил о чем-то, вздохнул и сухо велел Улисе, продолжая смотреть на меня: — Ведьма, сплетешь для этого дома свою самую лучшую защиту.

Та торопливо закивала.

Барон медленно перевел взгляд на нее:

— Прямо сейчас.

Я никогда не видела, чтобы ведьма ее положения так бегала… да я вообще не видела, чтобы ведьмы бегали. Улиса же, подхватив юбки, без разговоров бросилась прочь — быстрый стук каблучков по ступеням служил неоспоримым свидетельством ее расторопности. Ведьма поспешила вниз, на первый этаж, к центру плетения, к основе всей защиты магазина.

Не успели стихнуть суетливые шаги, как мне протянули руку.

— Иди сюда. — Пришло время мне чуть поделиться своей жизненной силой.

Я решительно встала, решительно оправила юбку, решительно одернула жилетик, решительно сделала первый шаг и… все. На второй шаг решительности не хватило.

У меня не было сил, и я не хотела делиться теми жалкими крохами, что остались. Я была жадной.

— Дорогая… — протянул Барон с осуждением, и я бросилась к нему, путаясь в ногах, впечатленная жуткой мягкостью его голоса. Вцепилась в протянутую руку и замешкалась, не зная, что делать дальше.

Все сделали за меня.

Мне же оставалось только смирно сидеть на его коленях, ежиться, тихо злиться и мстительно желать Барону, собравшемуся отнять у меня последнее, несварения.