Гобелены Фьонавара - Гай Гэвриэл Кей Страница 19

– Ты, кажется, сказал, тело нашли под этими окнами?

Карде кивнул. Принц, не дожидаясь дальнейших объяснений и рывком отворив дверь, выбежал на балкон и перемахнул через перила. За ним последовал Пол Шафер. Это означало, что и Кевин должен прыгнуть туда же. Он с трудом вышел на балкон вместе с Коллом и Карде перелез через перила и некоторое время висел на руках, потому что голова продолжала кружиться, потом отпустил руки и свалился в какие-то кусты. Колл и Карде спрыгнули в сад за ним следом. В комнате остался только Тигид – его немыслимые габариты не позволяли совершать столь легкомысленные прыжки.

Между тем принц, Пол и трое воинов из отряда Диармайда уже стояли возле какой-то окровавленной бесформенной кучи на земле. Кевин, стараясь вдыхать ночной воздух как можно глубже, чтобы хоть немного прочистить мозги, подошел и остановился рядом с Полом, глядя на то, что лежало перед ними.

Глаза его вскоре привыкли к темноте, и он даже пожалел, что теперь видит так хорошо. Голова мертвого цверга была практически отделена от туловища; разорванная когтями плоть свисала клочьями. Одна рука тоже была почти оторвана, плечо держалось лишь на обнажившемся хряще, а грудь была исполосована следами страшных когтей. Грудь эта была темно-зеленого цвета и совершенно безволосая. Даже в темноте Кевин мог различить темные пятна густой крови на сухой траве. Стараясь почти не дышать и практически протрезвев, он с огромным трудом подавлял подступавшую к горлу тошноту. Никто не проронил ни слова; свирепая ярость и злоба, явственно читавшиеся в искаженных чертах мертвого цверга, придавали этому затянувшемуся молчанию зловещий оттенок.

Наконец Диармайд поднял голову и на несколько шагов отступил от трупа.

– Карде, – сказал он, и голос его показался Кевину странно ломким, – я хочу, чтобы ты удвоил сегодня стражу у дверей наших гостей. А завтра я желаю получить подробный отчет о том, почему никто из вас не видел, как все произошло и кто именно убил эту тварь. Если я ставлю где-то стражу, то от нее должна быть хоть какая-то польза.

– Хорошо, господин мой, – сказал потрясенный Карде и поспешил удалиться вместе с остальными воинами.

Колл, все еще сидевший на корточках возле мертвого цверга, обернулся через плечо и мрачно заключил:

– На такое обычный волк не способен!

– Знаю, – откликнулся принц. – Если это вообще был волк.

Кевин оглянулся и посмотрел на Пола Шафера, который стоял спиной ко всем и внимательно рассматривал внешнюю стену сада.

Затем все четверо снова влезли на балкон, пользуясь трещинами в дворцовой стене как лестницей и по очереди хватаясь за протянутую руку Тигида. Вскоре они уже опять сидели у них в комнате. Диармайд, Тигид и Колл вскоре ушли. Принц, правда, оставил им два бурдюка вина и успел сделать одно заманчивое предложение, которое обоими было принято.

В итоге Кевин практически все вино выпил сам – прежде всего потому, что Пол в очередной раз оказался не в настроении говорить с ним о чем бы то ни было.

– Теперь наша очередь! – прошипела Ким на ухо Кевину, пихая его локтем. И это, похоже, было действительно так. Горлис плавным жестом пригласил их выйти вперед, и они вышли и, как их и наставляли, стали махать руками громко приветствовавшей их толпе.

Кимберли, правда, махала только одной рукой, а другой поддерживала Кевина. Через какое-то время до нее вдруг дошло, что именно эту сцену и показывал им Лорен два дня назад в отеле «Парк-Плаза». Она оглянулась и вздрогнула, увидев лениво хлопавшее у нее над головой знамя: на нем изображены были огромный дуб и месяц над ним.

Кевин, чрезвычайно благодарный Ким за поддержку, тоже умудрился несколько раз махнуть рукой и даже выдавить из себя улыбку, думая о том, до чего же заряжена слепой верой бушующая внизу толпа. Ведь на такой высоте вместо них могли бы выступить любые четверо придворных. В голову ему также пришла мысль – он и сам удивился, что мыслит так ясно! – что здешние сотрудники все же, видимо, делают ставку в основном на знать. Во всяком случае, окружающие явно хорошо знали, что они из другого мира, и кое-кто, похоже, был ужасно этим недоволен.

Головная боль становилась просто невыносимой. Во рту был мерзкий гнилостный вкус, точно там поселилась какая-то плесень. «Надо бы как-то собраться, – думал Кевин, – а то ведь нас еще королю представлять будут». А завтра им с Полом предстояла долгая дорога верхом, и бог знает, что ожидало их в конце этого пути. Ибо последнее предложение Диармайда, сделанное сегодня ночью, оказалось совершенно неожиданным.

– Послезавтра на рассвете мы отправимся к югу, – сказал он. – За реку. Что-то вроде налета, если хотите, только очень тихого. Никто не должен об этом знать. Если считаете, что справитесь, можете поехать с нами. По-моему, вам это было бы интересно. Не то чтобы совсем безопасно… Но, я надеюсь, мы сумеем о вас позаботиться! – Последние слова он произнес с улыбкой, собственно, все и решившей для них обоих. Прекрасный ход, как потом догадался Кевин; этот хитрец привык все делать так, как хочется ему, и, естественно, своего добился и на этот раз.

Большой зал дворца был создан великим архитектором древности Томазо Лалом. Знаменитый Гинсерат, что впоследствии изготовил Сторожевые Камни и многие другие памятники, ставшие истинным воплощением силы и красоты, считался его учеником.

Двенадцать величественных колонн поддерживали высокий потолок зала. Почти под потолком, в узких оконных проемах, красовались витражи Делевана, запечатлевшие различные сцены, связанные с периодом основания великого королевства Йорветом и с первыми войнами Бреннина с Эриду и Каталом. На последнем витраже, украшавшем западную стену как раз над королевским троном, Конари и юный Колан скакали на север через Равнину, чтобы в последний раз сразиться с Ракотом Могримом, и светлые волосы обоих развевались на ветру. Особенно этот витраж, созданный почти тысячу лет назад, был хорош в закатные часы, когда лица славного короля и его золотоволосого сына, как бы изнутри подсвеченные солнцем, казались совершенно живыми, удивительно одухотворенными и возвышенными. Таково было искусство Делевана, таково было искусство Томазо Лала.

Ступая по инкрустированным драгоценной мозаикой каменным плитам пола меж высоких колонн, Кимберли впервые за все это время почувствовала некий священный трепет. Эти стройные колонны, эти дивные витражи, эти старинные гобелены, которые она встречала повсюду, этот изукрашенный драгоценными камнями пол, эти расшитые самоцветами одежды придворных и даже прелесть этого шелка цвета лаванды, из которого было сшито ее платье… Она глубоко вздохнула, хотя и постаралась сделать это незаметно, и заставила себя не смотреть больше по сторонам.

И, глядя прямо перед собой, увидела, что Лорен ведет их четверку прямо к тому месту в западном углу зала, где под окном-витражом на возвышении из мрамора и обсидиана стоит резной трон из цельного ствола дуба, а на троне восседает человек, которого она лишь мельком успела увидеть утром в толпе придворных.

Трагедия Айлиля дан Арта заключалась в том, что он понимал, с какой немыслимой высоты упал теперь. Исхудавший, с жидкой снежно-белой бородой и затуманенным катарактой взором, человек этот крайне мало похож был на прежнего могучего воина-великана с ясными, как полдневное небо, глазами, который пятьдесят лет назад воцарился на Дубовом Троне Бреннина. Со временем плоть его настолько истаяла, что он казался даже изможденным и словно бы вытянулся в длину, став удивительно тонким и хрупким. Но выражение глаз Айлиля, когда он, чуть наклонясь вперед, всматривался в лица приближавшихся к нему гостей из другого мира, отнюдь не казалось приветливым.