Запретный плод - Лорел Гамильтон Страница 19

– Кажется, ты говорил, что она искусна, Жан-Клод.

Она произнесла его имя так, будто на него сердилась.

– Она искусна.

– Скажи мне, сколько мне лет. – Голос был холоден, каку сердитого взрослого.

– Не могу сказать. Не знаю, почему, но не могу.

– Сколько лет Терезе?

Я посмотрела на темноволосую вампиршу, вспомнила силу еедавления на мой разум. Она надо мной смеялась.

– Сто или сто пятьдесят, не больше.

Она спросила, и лицо ее было непроницаемо, как мрамор:

– Как, не больше?

– Такое у меня ощущение.

– Ощущение?

– В голове у меня. Ощущение… определенной степени силы.– Терпеть не могу это объяснять. Всегда получается какая-то мистика. А тутникакой мистики. Я знала вампиров, как некоторые люди знают лошадей илиавтомобили. Природный дар. Практика. Но вряд ли Николаос понравится сравнение слошадью или машиной, так что я не стала об этом распространяться. Видите, явовсе и не дура.

– Посмотри на меня, человек. Посмотри мне в глаза.

Голос ее был все так же ровен, без той командной силы, какаябывала у Жан-Клода.

Ага, посмотри мне в глаза. Кажется, мастер вампиров всегогорода могла бы придумать чего-нибудь пооригинальнее.

Этого я тоже вслух не сказала. Глаза у нее были то ли серые,то ли голубые, то ли серые и голубые одновременно. Взгляд ее давил на мою кожу,как пресс. Подними я руки, я бы, наверное, могла что-то от себя оттолкнуть.Никогда я еще так не ощущала взгляд вампира.

Стоящий справа от нее солдат поднял на меня глаза, будто я,наконец, сделала что-то интересное.

Николаос встала и вышла чуть вперед всего своего антуража.Ростом она была мне по ключицу, то есть очень низенькая. Минуту она стояла,прекрасная и эфирная, как картина живописца. Никаких признаков жизни, толькосочетание прекрасных линий и подобранных цветов.

Она стояла неподвижно и открыла мне свой разум. Как будтооткрыла запертую дверь. Разум ее ударился об меня, и я зашаталась. Ее мысливонзились в меня, как ножи, как сны со стальными кромками. Искры ее разуматанцевали у меня под черепной крышкой, и там, где они касались, все немело иболело.

Я стояла на коленях, а как упала – не помнила. Было холодно,очень холодно. И для меня ничего не было в мире. Я была мелочью вне этогоразума. Как я думать могла назвать себя ей равной? Как я могла не поползти к ееподножию и не молить о прощении? Мое высокомерие не терпимо!

Я поползла к ней на четвереньках. Кажется, это былправильный поступок. Я должна была вымолить ее прощение. Мне нужно былопрощение. Так как же приближаться к богине, как не на коленях?

Нет. Что-то здесь было не то. Но что? Я должна проситьбогиню меня простить. Я должна поклоняться ей и делать все, что она повелит.Нет. Нет.

– Нет, – шепнула я. – Нет.

– Иди ко мне, дитя мое.

Ее голос был возвращением весны после долгой зимы. Он открылменя изнутри. Он дал мне ощущение тепла и благожелательности.

Она протянула ко мне бледные руки. Богиня позволит мне ееобнять! Это чудо. Почему же я корчусь на полу? Почему не бегу к ней?

– Нет!

Я заколотила ладонями по камню. Было больно, нонедостаточно.

– Нет!

Я вбила кулак в пол. Руку пронзила молния, и рука онемела.

– НЕТ! Я вбивала кулаки в камень один за другим, покаони не покрылись кровью. Боль была острая, реальная, моя.

– Убирайся из моей головы, слышишь, сука? – кричала я.

Скорчившись на полу, прижав руки к животу, я ловила ртомвоздух, сердце колотилось где-то у горла, перекрывая дыхание. Гнев тек черезменя, чистый и острый. Он вышиб наружу последние остатки вмешательства Николаосв мой разум.

Я полыхнула на нее взглядом – злым, потом испуганным.Николаос пронеслась через мое сознание, как океан через раковину, наполнив иопустошив. Может быть, чтобы меня сломать, ей надо лишить меня рассудка, но онаможет это сделать, если захочет. И ничем мне себя не защитить.

Она смотрела на меня и смеялась – чудесный звон ветровыхколокольчиков.

– Ну вот, мы и нашли, чего боится наш маленькийаниматор. Вот и нашли.

Ее голос звенел счастьем. Снова та же девочка-невеста.

Она встала на колени рядом со мной, подсунув под колениподол своего бледно-голубого платья. Как истинная леди. Согнувшись в поясе, онапосмотрела мне в глаза.

– Сколько мне лет, аниматор?

Меня трясло от шоковой реакции. Зубы стучали, будто язамерзала насмерть – вполне возможно, что так оно и было. Слова пришлосьпродавливать между стучащих зубов.

– Тысяча. Может быть, больше.

– Ты был прав, Жан-Клод. Она искусна.

Она почти прижалась лицом к моему лицу. Я хотела ееоттолкнуть, но больше всего на свете я хотела, чтобы она меня не трогала.

Она снова засмеялась высоким и диким смехом, душераздирающечистым. Если бы у меня так все не болело, я бы расплакалась или плюнула ей влицо.

– Отлично, аниматор, мы друг друга поняли. Ты сделаешьто, что мы хотим, иначе я обдеру твой разум слоями, как луковицу. – Оназадышала мне в лицо, понизив голос до шепота. Шепот ребенка, который вот-вотзахихикает. – Ты веришь, что я могу это сделать?

Я верила.