Варвары ледяной планеты - Руби Диксон Страница 19

Не в первый раз я прихожу в отчаяние от того, насколько беспомощна моя девушка. Я совершенно сбит с толку. Если она ничего не знает о нашей земле, то как сюда попала? Даже метлаки не знали, что с ней делать. Злюсь на себя за то, что позволил ей уйти, и просто в ярости на метлаков. Я слышал о молодых са-кхуйи, которые были разорваны на части, случайно столкнувшись с группой метлаков на охоте.

Джорджи, моя драгоценность, мой резонанс, угодила прямо в их логово. Ее могли убить прежде, чем я успел бы вмешаться.

От этой мысли у меня трясутся руки, а мое кхуйи сердито колотится в груди. Как я могу позаботиться о ком-то, кто беспомощнее ребенка, кто требует отправиться в опасный путь в горы вместо того, чтобы позволить мне отвести ее к моему народу?

Кто такая моя Джорджи? Как она сюда попала? Кроме метлаков и са-кхуйи, на этой земле нет других жителей. Джорджи бесценна, а я чуть не потерял ее. Меня снедает собственный гнев, пока я развожу костер в пещере. Укладываю дрова и навозные лепешки, растираю орудие для разведения огня между ладонями, получаю искру, а затем разжигаю огонь. Когда пламя достаточно разгорается, я жестом указываю Джорджи, дрожащей от холода, подойти поближе.

– Басибо, – мягко говорит она.

– Я не понимаю тебя, – рычу я на нее. Это еще одно препятствие на пути к воссоединению. Я хочу сказать Джорджи, что она моя, мой резонанс, мой свет и новая причина моего существования, что мы вместе создадим семью, что со мной она в безопасности и я не позволю причинить ей вред, если она просто доверится мне. Но ничего из этого я не могу сказать.

Она шмыгает носом и подходит немного ближе к огню, протягивая крошечные пятипалые ручки, чтобы согреть их. Ее запястье выглядит совсем плохо. Майлак, целительница племени, могла бы вылечить его одним прикосновением, но ее здесь нет, и моя Джорджи вынуждена страдать.

– Дай мне посмотреть, – хрипло говорю я, показывая, что она должна подать мне свою раненую руку. Она, вероятно, повредила ее еще сильнее во время падения, и я расстроен тем, что так плохо забочусь о своей подруге.

– Тперь ты зшься на мня, – говорит она и снова громко шмыгает носом, затем начинает рыдать.

– Ах, Джорджи, – бормочу я и притягиваю ее к себе. Она прижимается лицом к моему жилету и всхлипывает. Я глажу ее волосы, хрустящие и твердые ото льда. Она может заболеть. Я забыл, что у нее нет кхуйи, чтобы согреваться, и тащил ее вверх по одной стороне горы и вниз по другой. Она такая хрупкая, моя маленькая пятипалая. Я упрекаю себя за то, что не позаботился о ней лучше.

– Это больше не повторится, мой резонанс, – говорю я, поглаживая ее щеку. – Я буду лучше заботиться о тебе, начиная с этого момента.

И хотя с моей стороны эгоистично использовать все припасы в пещере, я разжигаю огонь еще сильнее. Мне все равно, потею я или нет, пока моей Джорджи тепло и комфортно. И я прижимаю ее к себе, и кажется, что время замедляется. Ее руки зарываются мне под одежду, и мой член становится твердым от ее легких прикосновений. Но она все еще плачет, и поэтому я обнимаю ее и утешаю, как могу, пока слезы не утихают, и она только шмыгает носом от своих невзгод.

Пока она греется у огня, осторожно осматриваю ее руку, а затем отрезаю полоску меха, прикладываю к запястью один из костяных ножей и туго приматываю это подобие шины. Сойдет, пока я не покажу ее целительнице. Она благодарно улыбается мне и указывает на другой костяной нож на моем жилете.

– Мжно мне одн?

Качаю головой, показывая, что не понимаю, и она жестами объясняет, что хочет один из моих ножей. А, она хочет защитить себя. Отдаю ей нож, теперь у меня осталось четыре. Завтра я покажу ей, как пользоваться ножом, как наносить удары, и если на нее снова нападет метлак, она сможет дать отпор. В душе они трусливые создания, и когда им угрожает опасность, они убегают.

При виде ножа она радостно улыбается мне, как будто я подарил ей величайшее из сокровищ.

– Мн будт спкйнее с ним.

Киваю, хотя не понимаю ни слова. Для меня достаточно того, что она улыбается. Однако я сделаю больше. В этой пещере есть мех, оставленный для воинов, которые отваживаются охотиться так далеко. Шкуры огрубели с годами, но они все еще теплые. Когда мы уйдем утром, я нарушу правила охотничьей солидарности и заберу их для Джорджи. Я больше не позволю ей мерзнуть во время наших путешествий.

– Пджарить? – спрашивает она и указывает на добычу, висящую у меня на поясе. – Пджарим эт?

– Пджарить? – повторяю я, поднимая грызуна в перьях, чтобы она увидела. – Так вот как ты это называешь? Пджарить?

– Еда, – говорит она и улыбается мне, ее маленькие зубы сверкают. Она указывает на зверя, затем на огонь. – Поджрь ег, пожлста.

Ах, она дает мне указания. Я показываю на огонь.

– Пджарить?

– Есл бть точнми, эт огон, но да, пджарь. – она кивает.

Хотя это противоречит всем моим инстинктам, я делаю как она просит: снимаю шкуру с животного и насаживаю вкусные кусочки на один из своих костяных ножей, она подносит их к огню, а затем съедает один причмокивая. Она восклицает после каждого укуса, и к тому времени, как еда заканчивается, ее глаза становятся сонными и довольными.