Дети луны, дети солнца - Янина Волкова Страница 19

Она позволила себе допустить мысль о том, что Ренэйст захотела убить ее. Мать учит Хейд тому, что в мире этом никому нельзя доверять. Всегда нужно ожидать, что твоя жизнь может оказаться чьей-то добычей, так что еще могла она подумать, увидев, как Ренэйст прицеливается, казалось бы, без причины?

Двадцать стрел в ее колчане, и двадцать раз стреляет она, вновь и вновь пронзая снег. Нет ветра, чтобы увести их в сторону, не позволить достигнуть цели, и потому каждая, одна за другой, покидают они тугой колчан. Чтобы не тратить зря время, Ворона сразу начинает собирать раскинутые по снегу стрелы. Прижимая связку к груди обеими руками, наблюдает за тем, как другая воительница готовится к переправе.

Ренэйст перекидывает лук, и тетива теперь вжимается в спину. Кладет колчан на грудь, чтобы, когда окажется совсем низко над рекой, он не набрал ледяной воды. Медлить нельзя, потому, крепко ухватившись за веревку руками, она заставляет себя начать двигаться. Осторожно перебирая руками и ногами, продвигается Волчица вперед, глядя на Хейд, что ждет ее на том берегу.

Ласково шепчет ее имя горная река, и крепко жмурится скованная страхом лучница.

«Рена» – слышится в шуме потока.

«Рена» – слышится в грохоте льдин.

«Рена» – и сердце покрывается инеем страха;

Некого молить о защите. К кому бы ни были обращены ее молитвы, никто не услышит, и канут они в пустоту, что блуждает меж светом звезд.

Страхи покидают лишь тогда, когда оказывается она подле своей спутницы. Ворона вручает ей собранные стрелы и, терпеливо дождавшись, когда все они вернутся в колчан, продолжает путь. Ни слова не произносят воинственные девы, да и что здесь сказать? Переправа окончена, и теперь должны сосредоточиться они исключительно на охоте. Идти по взрыхленному шагами тролля снегу ничуть не легче, чем пробираться сквозь сугробы, и потому вскоре дыхание их вновь сбивается, мутными облачками поднимаясь к кронам деревьев, исчезая в их ледяных коронах.

Никого из иных охотников за все это время они не встречают, и мыслями Ренэйст невольно возвращается к Ове. Правильно ли она поступила, предпочтя Ворону своему побратиму? Много времени проводили они вместе на землях Исгердярла, будучи щенками, на мордах которых не обсохло материнское молоко, да только не может Рена сказать, что без страха доверит ей свою жизнь. Знает Белолунная, что и Хейд ей не доверяет, оттого и держит ладонь на рукояти меча, что покоится у нее на бедре, во время всего их пути.

Даже пройдя испытание, предписанное им предками, смогут ли назвать себя воинами? Без страха и сомнения доверит воин свою жизнь тому, с кем делит поле боя и драккар, они же ждут от другой лишь беды.

Но мрачные эти думы покидают ее, когда над умирающим лесом проносится громогласный рев; словно бы сам Тор промчался над их головами на своей колеснице. Невольно пригнувшись, Хейд оборачивается на лучницу и кивком головы указывает вперед, переходя на бег, насколько позволяет непокорный снег. Ренэйст спешит за ней, и при каждом шаге-прыжке тяжелый колчан бьет ее по спине. Упав животом в снег, конунгова дочь приподнимается на локтях, поверх сугроба смотря на небольшую поляну, что скрывается за стеной ледяных стволов.

– Борода Одина… – пораженно выдыхает она.

Тролль не выглядит огромным и не внушает страх. Макушкой он едва касается нижних веток сосен, что окружают их, а сам похож на поросший мхом камень. Существо с упоением впивается в исходящее паром брюхо молодого оленя, тушу которого держит в своих лапах, и снег под его ногами алеет от крови животного. Издавая отвратительные хрюкающие звуки, тролль поднимает голову и принюхивается, оглядываясь по сторонам. Медленно, чтобы не выдать себя, опускает Ренэйст голову, прижимаясь щекой к холодному снегу. Среди всей этой белизны ее даже троллю не увидеть, если не будет двигаться и шуметь, в то время как Хейд присыпает смоляную голову снегом.

– Это детеныш, – выдыхает Ворона, не сводя с тролля взгляд.

И без нее Белолунная понимает это, потому острые зубы стрел все еще скалятся, выглядывая из колчана. Помнят воительницы слова Хакона о том, какая судьба ждет отрока, посмевшего нарушить законы охоты, и потому ни одна не тянется к оружию. Понимают: где детеныш – там его мать, и предпочитают выждать, чтобы проследить и узнать, где находится троллье гнездо. Возле гнезда уж точно будет хоть один молодой самец, и останется лишь добыть зуб, сразив его владельца.

Талой водой ускользает от них возможность заполучить трофей, тролльей кровью хлынув на снег. Громкий, болезненный вопль пронзает тишину, детеныш мечется по поляне, обезумевший. Из шеи его сочится черная кровь, стекая по древку стрелы, пронзившей неокрепшую каменную броню. Хейд изрыгает проклятия и кидает гневный взгляд на лучницу, что находится подле нее, но лук Рены все так же у нее за спиной. Да и могла бы Ворона не увидеть, как готовится она к выстрелу, находясь на расстоянии одного локтя?

Пламенем свечи горит на белом снегу красное оперенье чужой стрелы.

Белая Волчица в ужасе наблюдает за тем, как ослабевшее чудовище падает на колени, протяжно завывая, и из глубины леса отвечает ему полный ярости зов. Рев звучит вдалеке, и у них есть время, чтобы сбежать с места преступления, которое они не совершали. Никому не удастся скрыть обман, старейшинам откроется правда при одном взгляде на трофей, который принесет нарушивший закон.

Хейд слегка дергает Рену за тонкую косичку; нужно уходить, сейчас же. Согнувшись, крадется усыпанная снегом Ворона в сторону лесной чащи и, прежде чем последовать за ней, кидает она взгляд на умирающее чудовище. Снег под телом тролля черен, и в мертвой тишине погруженного в вечный сон леса слышится сиплое дыхание, что срывается с каменных уст. Завороженная, смотрит Ренэйст, как облачками молочного тумана поднимаются к звездам последние его вдохи, и все ждет, когда отбудет он к праотцам. Говорят, тролли были порождениями йотунов, ужасных великанов, и великих богов. Есть ли в вышних мирах место, где блуждают в вечности души павших троллей?

Детеныш издает тихий, полный тоски звук, похожий на всхлип. Тело его содрогается, а после тролль замирает, устремив пустой взор в безразличную вышину. Ренэйст провожает взглядом последний его вдох, растворившийся в холодном воздухе, и не успевает она даже подумать о том, чтобы уйти, как внимание ее привлекает иное движение. Из леса выходит на поляну Фритхов, сын Халле, ярла Медвежьего Когтя. Из тула, что покоится у него на бедре, видны огни алых оперений. Весь вид его пышет триумфом, когда, подойдя к поверженному троллю, крепкой рукой вырывает он стрелу из плена черной плоти. Ярость вспыхивает в груди Белолунной, подобно пламени, и, цокнув языком, перепрыгивает она через поваленное дерево, за коим притаилась вместе с Хейд.

– Фритхов! – зовет она, крепко стиснув в руке свой лук. – Что, во имя Тора, ты творишь?!

Заслышав звонкий голос, Хейд оборачивается и сквозь зубы цедит проклятия. Не их это дело, пусть Халлесон сам отвечает за свои ошибки! Она уже хочет продолжить путь, позабыв о Ренэйст, но не может сделать и шага. Невольно думает островитянка о том, как прогневается мать, узнав, что дочь ее пренебрегла наследницей Чертога Зимы. Исгерд-ярл столь долго добивалась доверия со стороны Ганнара-конунга, что с легкостью обезглавит собственное дитя, если Хейд навредит установившейся связи.