Брошенное королевство - Феликс В. Крес Страница 18

И именно в такие времена сменился человек, занимавший высший пост во Второй провинции, состоявшей, собственно, лишь из одного города. Города, надо добавить, неизмеримо важного для империи, ибо удержание его означало контроль над имевшим огромное значение морским путем, обслуживавшим зерновые рынки центрального Армекта.

Можно было бы долго говорить о запутанных отношениях в лоне императорской семьи… Достаточно того, что в глазах самого императора трое его сыновей выглядели неудачниками, и это в лучшем случае. На самом деле неудачником — умным и честным недотепой с золотой душой — был только самый младший, остальные двое в точности соответствовали портрету, который изобразила наместнице Арме ее Жемчужина. Качествами настоящего монарха обладала только Верена, достойная дочь императрицы, женщины разумной, жесткой и решительной, если не жестокой. Многие годы достойнейший император А. С. Н. Авенор держал своих сыновей вдали от важнейших постов империи, впрочем, вообще от любых постов и любой ответственности, но, отрекаясь в пользу дочери, он вынужден был что-то дать также и ее братьям, если не хотел восстанавливать империю в обстановке интриг, заговоров и ссор. Старший сын властителя получил представительство в Морской провинции, второй же — громбелардский трон. Для третьего, похоже, предназначался трон дартанский; поговаривали, что союз обоих государств будет скреплен браком самого младшего армектанского князя и непокорной дартанской королевы, над чем украдкой посмеивались. Прекрасная королева Эзена была дартанским отражением только что занявшей трон императрицы: жесткая баба, готовая в супружеской спальне поторапливать мягкого и тихого мужа палкой… Ясно было, что предназначавшийся ей в мужья князь не сможет ничего сказать. Чего ожидал Кирлан в связи с этим супружеством?

Его высочество А.С.Н. Аскенез, усаживаясь на вице-королевский трон в Лонде, к сожалению, не знал, что он идиот — к тому же идиот отнюдь не тихий, так что рассуждения наместницы Армы его не касались. Он был невероятно трудолюбивым, хитрым, но ничего ни о чем не знающим, излишне самоуверенным распутником — только и всего. В течение нескольких месяцев, получив обещание, что станет представителем в Лонде, он не спешил ехать в Громбелард, ибо ему пришлось бы там торчать, не имея возможности ничего сказать, со слезами на глазах, с оборванными ушами и носом, болезненно сжатым в пальцах младшей сестры, которую он искренне не терпел, если вообще не ненавидел, и которая отвечала ему тем же. Того, что с ее помощью он мог бы познакомиться с делами провинции и постепенно их принимать, он вообще не брал в расчет. В Лонд он прибыл на борту того же самого корабля, на котором должна была вернуться в Армект Верена; они провели вместе в громбелардской столице неполных два дня, но поговорили только однажды, за обедом («Было ли путешествие утомительным, брат мой?» — «Нет, сестренка, и желаю тебе столь же спокойного моря», — «Обязательно попробуй треску, приготовленную по местному рецепту»). Мало того, Аскенез не преминул послать впереди быстрый кораблик, который привез в Лонд письмо об отставке Верены еще до прибытия корабля, везшего ее преемника. Ему хотелось высадиться в Громбеларде, будучи безраздельным властителем этого края, и ему было все равно, что для сестры получить письмо об отставке из рук посланца — прямое оскорбление. И такой вот человек, заняв вице-королевский «дворец», за неполную неделю, трудясь без устали и заставляя трудиться других, устроил все дела в провинции по-своему — и отправился отдыхать, неизмеримо довольный, ожидая, когда его гениальные распоряжения начнут приносить плоды.

К сожалению, неизвестно, каков мог быть вкус этих плодов, поскольку им не дали созреть. Кто знает, может быть, они оказались бы вполне сносны… Многие выдающиеся государственные мужи полагали, что глупый закон, плохой закон, если дать ему окрепнуть, будет лучше, чем закон более умный, но постоянно меняющийся. Во все времена худшим врагом любого правления был хаос. Среди плохих и глупых распоряжений можно как-то устроить свою жизнь, привыкнуть к глупостям, заняться какой-то деятельностью, производить блага и торговать ими. Среди постоянно меняющихся законов ничего предпринять невозможно.

А тем временем бездействие было для нового князя-представителя просто невыносимым. Он ощущал, что правит, только тогда, когда сам непрерывно всем руководил, лично за всем присматривал и даже контролировал (по крайней мере, так считал). Впрочем, вопрос, что он контролировал, если без устали повсюду совал нос, но при этом держал ли под контролем хотя бы свои собственные действия? Хуже того, этот тридцатипятилетний мужчина всю жизнь был никем, князем с императорской кровью в жилах, без какого-либо поста и фактической власти. Он никогда, не считая собственного дома и прислуги, не имел возможности удовлетворить неодолимое желание властвовать. Теперь ему, похоже, хотелось наверстать упущенное. Одурманенный собственной значимостью, он походил на ребенка, получившего игрушку, о которой давно мечтал, и готов был лично диктовать приказы, которые подсотники посылали командирам городских патрулей, и составлять правила, касающиеся торговли рыбой. С тем же воодушевлением он добрался до трибунала — и понял, что уткнулся в стену.

Честно говоря, он вообще понятия не имел, для чего служит и как действует трибунал. Если он что-то когда-то и знал, то забыл. Да и что его связывало с этим самым могущественным учреждением Шерера?

В каждой провинции империи руководство Имперским трибуналом осуществлял верховный судья, которому помогали двое или трое судей-представителей. Трибунал подчинялся вице-королям провинций только в области преследования обычных преступников, ибо второй и важнейшей его задачей было сохранение политического единства империи — говоря прямо, надзор за действиями самих вице-королей. По понятным причинам, эта часть деятельности трибунала была выведена из-под их власти. Чтобы избежать ненужных трений, резиденции верховных судей находились не в столицах провинций. Во всех округах — в том числе столичном — судья трибунала назначал наместников. Наместник столичного округа, работавший под боком вице-короля, всегда имел особые полномочия, и, соответственно, власть даже большую, чем у верховного судьи и его заместителя. После падения Громбеларда пост верховного судьи ликвидировали, оставив только столичного наместника… Так что ее высокоблагородие Арма была самой высокопоставленной урядницей трибунала в Лонде, и, следовательно, во всей Второй провинции, существовавшей как политически-государственное образование лишь на карте. Она подчинялась непосредственно армектанским судьям, сидевшим в Кирлане, то есть под самым боком у императрицы-матери, которая столь же неофициально, как и почти открыто, контролировала действия трибунала во всей Вечной империи.

Ее высокоблагородие Арма, первая наместница судьи, была вызвана во дворец, куда незамедлительно отправилась. Князь Аскенез понятия не имел, что пригласил в собственный дом готового к смертельной схватке врага, который намеревался сразу же дать понять, кем является. Арма знала о многом, очень многом, о чем представитель даже не слышал… Она была рада, что ей дали возможность спровоцировать скандал, который мог — и должен был — дойти до самого Кирлана. Наместница полагала, что императрица-мать (относившаяся к сыну примерно с таким же уважением, с каким Верена относилась к брату) поддержит любые ее действия. Если, однако, дело обстояло иначе, Арма хотела об этом знать, и как можно раньше. Ей нравилось руководить трибуналом, но, в конце концов, ей это было ни к чему, ибо она столько лет обкрадывала империю, что имела средства к существованию. Правда, она до сих пор питала определенные амбиции, но именно потому не собиралась становиться фигурой, лишенной реального значения. Вместо этого, возможно… она могла бы, например, поддержать нескольких старых друзей и вместе с ними установить в Громбеларде новый порядок. В любом случае, все лучше, чем прислуживать идиоту.