Перехлестье - Алена Алексина Страница 17

Помимо подоконников грязной посудой были завалены и все остальные свободные поверхности: покрытая горелым жиром жаровня, липкие разделочные столы и даже лавка. Кстати, на полу возле двери ютились две кадушки — в одной плавала жирная тряпка, а в другой очистки и какие–то непотребные отходы. Вонь надо всем этим стояла такая, что глаза щипало.

— Твою ж… — витиевато выругалась Василиса, чем заслужила косой, полный уважения взгляд Багоя.

Девушка уныло вздохнула. Гид тем временем продолжил тыкать пальцем в разных направлениях, ознакомляя с интерьером, мол, тут коромысло, тут дрова (мама родная, кто знает, как готовить в печи?!), здесь котелки и сковородки, вот — ножи.

— Значит, готовить надо похлёбку да, какую–нибудь, тушенинину, — сообщил корчмарь. — Чего — решишь сама. Понятно? Теперь, пойдём, коморку покажу.

Лиса поспешила следом, попутно выясняя:

— Похлёбку, тушенину — с этим ясно. Сделаю. А еще, какие блюда?

Мужчина остановился:

— Я ж тебе сказал, — терпеливо произнёс он. — Все блюда — на кухне, помоешь — пользуйся. И миски тоже там. Идём.

Н-да… Васька потёрла переносицу. Хорошо, хоть про меню уточнять не стала, а то работодатель вообще бы завис до утра.

Тем временем путь из кухни пролёг прямиком к комнате, что поступала в единоличное владение новой кухарки. Обещанная коморка оказалась настоящей норой — крохотный чуланчик без окон. Здесь всего и умещались — узкий топчан, да сундук. М-да… Предстояло Василисе Евтропиевне, жить, как несчастной Козетте.

— Хозяйствуй! — тем временем произнёс Багой с таким пафосом, словно одаривал девушку половиной всей корчмы.

— Ага.

К сожалению, на большую благодарность Лиса оказалась неспособна ввиду тошной усталости. А ведь еще кухню драить…

На ум лез только мат. Эх. Собрав в пухлый кулак всю свою могучую силу воли (а какая она еще может быть у человека, попеременно сидящего на всех возможных диетах?) новоявленная кухарка вернулась на рабочее место. Подозрительный корчмарь пошел следом. То ли боялся, что работница сбежит, то ли, что попутно прихватит с собой часть его грязного засаленного добра.

Ну, вот и Авгиевы конюшни. Во всей красе. Василиса задумчиво оглядывалась, прикидывая, с чего начинать уборку. Вдруг в дальнем углу что–то негромко зашуршало. Первая мысль была: "КРЫСА!". Стряпуха уже собралась прыгать выше головы и орать, переходя в ультразвук, но обошлось. Шуршала, разбирая сваленные в кучу вязанки лука, тоненькая девушка.

— Зария! — рявкнул стоящий за спиной Василисы Багой так, что обе его подчиненных одновременно вздрогнули. — Чего ты там колупаешься?! Сказал же — повесить на гвоздь, нет, возится там, как мышь полевая, шуршит!

Та, к кому обращалась эта гневная отповедь, испуганно вжала голову в плечи и залепетала извинения. Однако жалкое бормотание только сильнее рассердило хозяина — он в сердцах замахнулся на щуплую девчонку, но в последний миг сдержался, лишь плюнул под ноги.

— Прибить бы тебя, недоразумение ходячее.

"Недоразумение" подобным отношением к себе ничуть не возмутилось, лишь еще сильнее ссутулилось, принимая поношение. Василиса, глядя на это, с удивлением ощутила, что вместо желания встать на защиту заведомо более слабой, борется с искушением… отвесить ей подзатыльник. Нескладная, угловатая, страшненькая, вся какая–то… ущербная. В этот самый миг "ущербная" подняла взгляд, до того опущенный в грязный пол, и Лиску окатила волна жгучего стыда.

В темных глазах светилась тихая мудрость, смирение и… понимание. Эта девушка знала, какие чувства вызывает в людях. Знала и ничуть этим не возмущалась, будто бы считала, что не заслуживает иного. Густая черная челка скрыла взгляд Зарии, наваждение развеялось, но Василиса все равно стояла пристыженная. Как будто это ей дали подзатыльник. Причем за дело.

— Кто она? — отчего–то хрипло спросила Лиска у своего работодателя.

Багой отвлекся от ругани и вновь повернулся к стряпухе.

— Наказание мое за грехи… — проворчал он. — Взял на свою голову. И видеть тошно, и выгнать жалко — работает почти даром. Помощница это твоя. Чернушка. Следи, чтобы не ленилась. Девка она, может, и не плохая, но бестолковая–а–а…

— Ясно.

— Гляди у меня — слушайся. Не то всыплю — мало не покажется! — снова повернулся корчмарь к Зарии.

После этого "наставления" мужчина показал хилой слушательнице могучий кулак и, наконец, ушел с кухни. Василиса какое–то время бездумно стояла, глядя перед собой.

— Поспать мне сегодня явно не удастся… — пробормотала она под нос и с тоской огляделась.

Мир спасти проще, чем отдраить эту кухню. И что только от ворона сбежала? Ладно… Может, хоть похудеет от такой жизни.

— Вода у вас где? — не глядя на "помощницу", Лиска засучила рукава.

— В колодце, — тихо ответила Зария, махнув рукой на открытую дверь черного хода. — Принести?

— Сама схожу — тебя ж ветром унесет, — буркнула Васька. — Помочь хочешь — найди веник или метлу… что–то, чем можно выгрести мусор. И мешки… много мешков.

— Странная ты, — едва неслышно произнесла чернушка.

— Почему это? — ее собеседница в это время обзирала кухню с видом военачальника, готовившегося бросить войска в отчаянную атаку.

М-да. Простая метелка тут не поможет нужно что–то помощнее. Бульдозер, например. Или напалм. Или маленькую ядерную бомбу. Эх, лопату бы совковую.

— Слушай, а лопаты для навоза нет у вас в хозяйстве? Ну или чего–то, чем вы тут грязь собираете, — девушка смотрела на устланный очистками и разнообразной шелухой пол.

— Чем "мы"? — после этих неосторожных слов Зария осеклась, часто–часто закивала и заторопилась в чулан, подволакивая ногу.

Василиса же снова обозрела кухню, закрыла глаза и сказала:

— Лучше бы я спасала Вселенную.

Все последующие часы, что она и Зария выгребали мусор, мыли окна, драили полы, чистили сковородки, жаровню, стены, кастрюли и вообще все, что только попадалось на глаза.

Мытьё шло из рук вон плохо — без рекламных средств жир никак не хотел оттираться, а гнусная тряпочка только ещё сильнее его размазывала. Зевая и злясь, Васька яростно терла грязь песком, который притащила с улицы ее помощница. Но все равно провозились труженицы едва не до рассвета.

И лишь только после того, как последняя сковородка, сияя блестящими боками заняла свое место над вычищенной плитой, Василиса взяла на себя смелость переместиться в чулан. По пути к месту ночлега она буркнула Багою, скучающему за своей стойкой, что в ее конуре только цепи и не хватает, после чего скрылась за дверью. Спать! Всё остальное — завтра.