Перехлестье - Алена Алексина Страница 16

И здесь работать?

Ну… выбирать–то не приходится и, расправив плечи, Васька шагнула вперед — к неминуемой смерти от грязи.

Борясь с отвращением, девушка пробиралась между хаотично расставленными столами к грязной стойке, за которой стоял то ли хозяин заведения, то ли его доверенное лицо. Приземистый и непропорционально широкоплечий мужик средних лет — лысый, со свисающими до подбородка усами и в рубахе с распахнутым воротом — протирал залапанную кружку засаленным полотенцем. Он был очень мощный, но ростом почти на полголовы ниже и без того невысокой Василисы.

— Чего тебе? — зло спросил халдей, словно незнакомка была не простой посетительницей, а всемирным сосредоточением зла, даже не просто зла, а зла инфернального, вроде санэпиднадзора.

Незадачливая странница осторожно поинтересовалась:

— Извините, вы — Багой?

Тот, к кому обращались эти слова, посмотрел с сомнением, пожевал губами, что–то прикидывая в уме, и лишь спустя несколько долгих мгновений глубокомысленного молчания изрек:

— Ну, а если и так? Чего надо?

— Я работу ищу. Вам, вроде, кухарка требуется, — чуть тише и с меньшей уверенностью продолжила допытываться девушка.

— Это ты что ли кухарка? — усмехнулся корчмарь, оглядывая претендентку на столь ответственный пост. — У меня тут мужики не держатся, куда уж тебе–то?

И вот здесь Ваську словно замкнуло, она вспомнила, как когда–то давно проходила практику, работая помощником повара в детском оздоровительном лагере. Вспомнила свою начальницу — Галину Петровну, дородную женщину, всю жизнь бившуюся на фронтах горячих обедов за наваристость и нажористость.

Так вот Галина Петровна говорила следующее: "Мужик–повар — это извращенец. Всякие там фрикассе и фондю под соусом бломанже. А борщ лучше бабы никто никогда не сварит. Ну, раз ты съешь эту фондю, ну два, а потом что? Все равно ведь щей захочется. Так что, девки, учитесь готовить простую еду. Бломанжой сыт не будешь, только у плиты упреешь, пока скостромишь. А мужик что? Мужик — скотина беззаботная. У него свободного времени навалом, вот пусть он со своими фондями и скачет".

И сейчас воспоминание о первой начальнице не дало скукситься, Васька расправила плечи и с вызовом сказала:

— Значит, такие мужики хилые были! А я девушка крепкая. Да и готовлю уж точно получше того, кто здесь сегодня кухарил.

— У меня сегодня кухарил я, — веско заметил корчмарь и замолчал, о чем–то размышляя. Потом подвигал челюстью и осведомился:

— А рекомендации у тебя есть?

Лиса закашлялась от возмущения.

— Рекомендации? А то! Несъедобную бурду делаю быстро и недорого, кто угодно подтвердит.

Её колкость осталась без ответа. Собеседник задумчиво оглаживал усы.

— Рекомендаций нет, значит… — сказал он, растягивая слова, и пробормотал совсем уж непонятное: — Да и собой тоща…

Нет, ну, надо же! Девушка закипятилась. Угодила в новый мир, но и тут, похоже, не вписалась в каноны прекрасного. У себя была недостаточно худа, здесь недостаточно полновата! Однако досада не помешала на всякий случай уточнить:

— А вы точно стряпуху ищете? Не мякоть для жаркого? А то я, пожалуй, пойду…

Лучше уж сразу внести ясность, чтобы потом не мучиться сомненьями.

— Я те пойду… — пригрозил хозяин и, перегнувшись через стойку, удержал собеседницу за плечо. — Пойдёт она. Стряпню охаяла, гадостей наговорила, а уж идти собралась.

Пришлось остаться. Корчмарь ещё минуту–другую раздумывал и, лишь полностью исчерпав мыслительные силы, спросил:

— Готовить–то хоть умеешь?

Ага, клюнул! Соискательница гордо приосанилась, тряхнула кудрявой головой, добавила взору полета и страсти и даже вздернула подбородок:

— Умею. А если хорошо заплатишь, то через месяц от посетителей отбоя не станет. — Это заявление, конечно, прозвучало несколько хвастливо, но Василиса решила, что сможет пережить муки скромности.

К сожалению, корчмарь не внял и передразнил:

— "Умею"! Да ты наглая.

— Такая.

— Тяжести таскать сможешь? — он подозрительно сощурился. — Учти, поблажек не будет.

— Так вроде же видно, что от ветра не рассыплюсь.

— Хм…

Багой снова подвигал челюстью. Видимо, без этого простого движения мыслительный процесс у него не завязывался.

— А муж, девка, против не будет? Не придет сюда орать да клешнями размахивать?

— Не придет, — утешила Лиса работодателя и пояснила, — я незамужняя.

— Странная девка. А ежели выскочишь?

— А ежели и выскочу, так когда это будет? — парировала собеседница и уточнила: — Тебе кухарка нужна или нет? Судя по запаху — очень даже. Да и посетителей не видать. А которые приходят, так, небось, больше пьют, чем закусывают.

— Платить много не буду, — никак не отреагировав на последнее заявление, ответил хозяин.

— Много пока и не надо, — согласилась соискательница. — Только угол, где буду жить, кухню в полное распоряжение ну и… возможность есть то, что приготовлю.

— Хм… Воду таскаешь сама. Помощников у тебя почти нету. Одна девка и та чахоточная, да еще и без мозгов. Ныть будешь — выкину. Если за две недели посетителей не прибавится втрое, снова выкину. И денег тогда не жди.

Василисе стало смешно, но все же она сдержалась, не стала хихикать, только с очень серьезным лицом ответила:

— Договорились. Но если через две недели народу привалит больше чем втрое, заплатишь.

Корчмарь захохотал. Но кивнул. Только одобрительно заметил:

— Лютая! Пошли, покажу владения.

И он поманил девушку в святая святых, на ходу инструктируя.

— Значит, жить станешь под лестницей. Есть там у меня коморка. Для такой прощелыги — в самый раз. До солнышка встаёшь, вот тут, в кладовке, запасы берёшь и стряпаешь. Чтоб к рассвету харч готов был. Чего надо — скажешь. Сегодня, до сна, посуду, вон, перемоешь.

Василиса проследила за царственным движением могучей руки и едва не осела на пол. Перед ней раскинулся полигон ТБО… Точнее, гора мусора и потрясающего, просто феерического бардака.

— Кухня, — коротко и емко пояснил халдей.

Девушка с трудом перевела дыхание.

Сказать, что здесь было грязно — это ничего не сказать, здесь было настолько грязно, что малейший шажок казался актом насилия над личностью и должен был быть запрещен ООН, ЮНЕСКО, Лигой Наций и Женевской конвенцией.

Захламленное помещение с двумя большими окнами, огромной то ли плитой, то ли жаровней, двумя разделочными столами, когда–то могло быть мечтой повара — просторно, светло… Вот только все это было в незапамятные времена, наверное, сразу после строительства. Ибо окна точно не мылись уже лет пятнадцать — на широких подоконниках лежали горы грязных мисок, тарелок, чашек и плошек, занавески, черные от гари и пыли болтались грязными тряпками, а стекла оказались такими мутными и закопченными, что через них можно было спокойно наблюдать солнечное затмение, без боязни получить ожог сетчатки.