Мертвый разлив - Сергей Иванов Страница 16

Стало быть, накопленные в материальном мире цепочки начинают распадаться. Но не все разом. Сперва рушатся связи послабей – между блоками данных, отражающими реальные события и людей. Потом искажаются сами отражения и принимаются себя вести, выстраивая новые сюжеты и ситуации, пока ещё подчинённые логике, мотивированные некими общими законами. Затем и отражения теряют стабильность, а их отношения становятся абсурдней. На этом этапе уже раскручивается «сюр», всё более и более крутой, пока последние остатки реальности не поглощаются хаосом. Может, кому-нибудь это покажется занятным, однако толку от «сюра» чуть – во всяком случае, такая крайность тоже не для меня. Значит, следует затормозить на предыдущем слое, где, собственно, и происходит генерация полезных идей. И мало затормозить, надо ещё это зафиксировать. Потому что, когда душа возвращается в привычные пенаты, от сих откровений чаще остаются только смутные и тягостные воспоминания.

Конечно, проще положить рядом листок, а после каждой свежей мысли очухиваться и делать зарубку для памяти. Но это годится лишь для первого уровня воспарения и для весьма мелких идей – идеек, даже идеечек. А прерывать сложное построение на самом подъёме, при дальнем прорыве, ежеминутно курсируя с заоблачных высот и обратно, – так ведь не выстроишь ничего стоящего! Стало быть, нужна непрерывная запись только вот как её организовать, не отвлекаясь от полёта?

А ведь есть у мозга ещё свойство, отличающее его от компа (на сей раз не в лучшую сторону). Ибо при отсутствии регулярных полётов, хотя бы тренировочных, он теряет способность не только к ним, но даже перестаёт воспринимать новые знания. Не подвергаясь частому расшатыванию, цепочки в мозговых клетках со временем костенеют в жёсткие колеи, неуязвимые для внешних коррекций, в упор не замечающие свежих веяний. Прежние знания усугубляются Порядком, становятся догмами, верой, инстинктами (при этом можно знать одно, а верить совершенно в другое – «двоемыслие»), своего рода программами, уже не подвластными рассудку, внерассудочными. На человека будто наползает чёрная тень, он мертвеет до срока, теряя связи не только с миром хаоса, но и с реальностью. И это – другая крайность.

Выходит, за сознания разумных (а через те и за тела) сражаются две потусторонние стихии, Хаос и Порядок. Зачем – чтобы распространить своё влияние на Вселенную? Как говорилось, «единство и борьба», бр-р-р… То есть через мозги, в частности мои, будто проходит некая ось, от Хаоса до Порядка, и сознание способно сдвигаться по ней в ту или иную сторону, заражаясь соответствующими свойствами, вплоть до повреждения в рассудке: шизофренического либо маниакального. И какая мне от сего знания польза, кроме профилактической?

Конечно, если идею, рождённую в живой воде Хаоса, затем окатить водой мёртвой, заимствованной у Порядка, и таким образом зафиксировать, то её, эту идею, потом можно будет использовать. Вопрос: как свести две эти стихии напрямую, если они, похоже, находятся по разные стороны реальности? Не волочить же на спине бурдюк с мёртвой водицей, погружаясь в живительный оазис фантазий? Значит, главная сложность не в том, чтобы сдвигать сознание туда-сюда, а чтобы растянуть его между Хаосом и Порядком. И как это сделать, если я даже сконцентрироваться по-настоящему не умею? Выходит, надо ещё и притушить сигналы, поступающие от реальности, – и касается это не только простейших рецепторов. Голод, тоска, обиды, амбиции, впечатления – всё прочь, прочь, отстраниться!..

Ничего себе – задачка! Хотя… Предположим, эти миры: Хаос, Порядок, реальность, – отражены в сознании мощными блоками, отгороженными друг от друга и от рассудка (вычислитель?) силовыми барьерами. Тогда, если с энергией порядок, требуется лишь распределить её между барьерами по-иному: ослабить стеночку между Хаосом и Порядком, а органы чувств отключить от рассудка вовсе, чтоб не смущали. И вот тогда воспарим – однако не теряя из виду грешную землю… даже Подземелье.

Правда, того же можно добиться и обычной сосредоточенностью, упираясь в проблему день за днём, неделя за неделей, пока не озарит вдохновение. Но кто может себе такое позволить? Что-нибудь да отвлечёт. Слишком большая инерция у этих перегородок, а в жизни столько соблазнов! Разве в отшельники записаться. Или ускорить движение зарядов искусственно…

Сквозь разомкнувшиеся на секунду тучи проглянул молодой месяц, и в его мертвенном свете Вадим вдруг заметил большую тень, с вкрадчивым урчанием скользившую над самыми крышами. В следующий миг он узнал в этой тени обычную вертушку, только смахивавшую окрасом на чёрные машины крутарей и тихую до изумления. Затем месяц снова скрылся за тучами, и вертолётик канул во тьму, словно ворон. Собственно, почему «ворон»? – удивился Вадим собственному сравнению. «Ты не вейся, чёрный ворон…» Или смысл ассоциации в другом?

Прикрыв окно, Вадим ещё пару часов покейфовал перед приёмником, затем обесточил приборы, даже отсоединил их от розеток, тщательно уложил на место стопки белья и только затем растянулся на продавленном, заслуженном диване, испытавшем на своём веку столько!..

Эти предотходные минуты тоже имели свою прелесть. Стоило выключить в комнатке свет и принять горизонтальное положение, как в голову начинали вскакивать мысли – действительно как пузыри. Жили они недолго, но тяготили сознание неимоверно, не пропуская за собой нового – пока Вадим не фиксировал их на листке, предусмотрительно положенном рядом, и не отпускал с чистой совестью, высвобождая место для следующих. Такая приграничная охота, на стыке с подсознанием, могла продолжаться долго, пока Вадим не решал, что пора бы наконец поспать, и не складывал ладони на плечах, замыкая внутри себя энергетические контуры.

И даже это было как встреча: ребята, я вернулся! Ну-ка, что нам снилось вчера?