Праведница - Рене Ахдие Страница 16

«АЛИСА В ЗАЗЕРКАЛЬЕ»  ^[50], ЛЬЮИС КЭРРОЛЛ

Каждый раз когда Пиппа Монтроуз теряла бдительность, к ней возвращались воспоминания той жуткой ночи. Каждый раз когда ей было неуютно или печально, когда ее нерешительность не давала покоя до самого рассвета, события того вечера прокручивались в ее голове снова и снова.

«Что ты сделал, Ричард?» – кричала на отца мать.

«То, что было необходимо сделать», – отвечал он, и его спокойствие было пронизано запахом виски. И хотя Пиппа стояла за углом, скрываясь в тени, она все равно чуяла алкоголь. Он пропитывал одежду отца так же, как отчаяние наполняет душу потерянного человека.

Паника в голосе матери стала отчетливее, когда она продолжила:

«Полицейский тебя искал. Будет официальный допрос».

«Да даже если и будет, ничего нельзя сделать, Эжени. Я уже поговорил с лордом Чемберленом. Корона не позволит, чтобы в подобный скандал был замешан придворный, – сказал отец Пиппы. – Я чертов герцог Ашмора. – Следом разнесся его громкий смех, сопровождаемый сухим кашлем. – Думаешь, меня упекут в тюрьму?»

«Мы будем уничтожены. – Мать рыдала. – Все узнают, что с нами стало. Страховщики требуют отчет обо всем, что произошло. Ты представляешь, что это означает для нашей семьи?»

«Ничего это не означает, – отмахнулся отец Пиппы. – Как и всегда».

«Ричард, я тебя умоляю…»

Пиппа выглянула из-за угла как раз в тот момент, когда мать бросилась к отцу и обняла его за шею.

«Пожалуйста! – взмолилась она. – Я прошу тебя, Ричард. Хватит. Мы не можем продолжать так и дальше».

Он отпихнул ее от себя, и на его бородатом лице промелькнули гнев и лень.

«У меня нет времени на весь этот бред, – сказал он. – Принеси мне что-нибудь перекусить. Я голоден».

«Сейчас ночь». – Мать снова начала рыдать, прижав к губам платочек.

«Тогда разбуди повариху».

«Повариху? – переспросила мать, и слезы потекли по ее щекам, пока она наблюдала, как ее муж, пошатываясь, направляется к серванту, чтобы налить еще виски. – Какую повариху? Она уволилась уже несколько месяцев назад».

Он проглотил алкоголь.

«Чертова неблагодарная сука».

«Мы не могли позволить себе платить ей и дальше. Да и с чего кому-то тут оставаться?»

Пиппа знала, что мать имела в виду. Она не произнесла эти слова вслух, однако они у всех были на уме: с чего и кому-то из нас тут оставаться?

«А почему, думаешь, я сжег всё к чертям? – заорал герцог Ашмора. – Страховка всё покроет».

Герцогиня закрыла лицо руками.

«Страховщики не станут продолжать закрывать глаза на подобное беззаконие. Кража драгоценностей – это одно, но теперь… ты стал еще и поджигателем? Ричард, они уже тебя подозревали. Они знают, что у нас дела плохи. Мы не можем…»

«Довольно! – закричал отец, развернувшись. – Я обеспечиваю нашу семью, а ты улыбаешься и молчишь. Так всегда было и будет». – Он выругался, нечаянно опрокинув подсвечник, когда пытался налить новый стакан.

Пиппа схватилась за угол стены. Куски потрескавшейся краски и штукатурки – доказательства запустения – посыпались из-под ее пальцев.

И вновь мать подскочила к мужу, умоляюще взглянув на него.

«Ричард, я прошу тебя…» – она вскрикнула, когда он ударил ее, отчего она потеряла равновесие и упала на старенький ковер под ногами.

Гнев подскочил к горлу Пиппы. Ошметки краски посыпались, словно снег, собираясь на дубовом паркете и изящных панелях – следах былого величия.

Герцог навис над женой, сжимая бутылку виски в руках.

«Я же сказал тебе оставить меня в покое! – закричал он. – Если ты и дальше будешь продолжать вести себя как надоедливая торговка, я прикажу доктору Ярдли отправить тебя в лечебный санаторий, чтобы мы оба могли насладиться покоем, какого жаждем».

Пиппа не могла вынести вида сдающейся матери. Отец никогда прежде не бил ее. По крайней мере, Пиппа подобного не видела. Однако много чего ее отец не делал прежде. И с каждым годом становилось все понятнее, что для него не было пределов. Если он отправит мать в санаторий, то Пиппа никогда больше ее не увидит. В этом она была уверена. Не говоря ни единого слова, она вышла из темноты и протянула матери руку, помогая подняться.

«Я отведу маму, Лидию и Генри к тетушке Имоджин», – заявила Пиппа.

Отец расхохотался, а потом проглотил остатки виски, которые были в стакане.

«Ты? – С его губ сорвался кашель. – Ты никуда не пойдешь без моего разрешения, Филиппа». – Он с грохотом поставил пустой стакан обратно в сервант.

«Мы не можем оставаться здесь, отец. По крайней мере, пока ты в таком состоянии». – Несмотря на то, что плечи у Пиппы дрожали, а колени подкашивались, она заставила себя стоять ровно и выглядеть на все свои шестнадцать лет.

«Ты будешь делать то, что я тебе говорю, чертова избалованная соплячка. – Он сделал шаг вперед, сжав руки в кулаки. – После того как я потратил кучу денег на твои уроки по рисованию, преподавателя по фехтованию и лучшую гувернантку в стране, ты будешь слушаться отца, Филиппа».

«Не буду», – сказала она, встав между матерью и отцом. Она чувствовала, как мать крепче сжимает ее за локоть, силясь утянуть дочь назад.

Однако Пиппа больше не хотела, чтобы мать заступалась за нее.

Пиппа даже не дрогнула, когда отец схватил ее за запястье и дернул ближе к себе, и его пьяное дыхание окатило ее лицо, из-за чего ее чуть не стошнило.

«Ты моя дочь, – сказал он. – И ты будешь делать так, как я сказал».

Пиппа задрожала, но приказала своему страху обратиться в гнев.

«Я больше тебя не боюсь, – ответила она. – Я забираю мать, брата и сестру, чтобы они были в безопасности. Если хочешь уничтожить себя, я не могу тебя остановить, однако не позволю забрать и их».

Он обнажил зубы, а потом без предупреждения дал Пиппе пощечину, звук которой разнесся эхом в тишине.

Пиппа прижала руку к щеке, ощущая горячее прикосновение отца, которое будто бы просочилось сквозь кожу и запульсировало вместе с сердцем. Ее охватило чувство стыда. Стыда, пронзившего до глубины души. Такого, от которого Пиппа не могла избавиться. Слезы выступили на глазах, однако она продолжила смотреть на отца и заставила герцога Ашмора отвернуться первым.