Воин и маг - Михаил Михеев Страница 15

«Блин, обидно даже. Хотя понять можно — настроение игривое, бить городского недоноска никто не собирается, но пока он (я то есть!) не свалит, крале неудобно как-то будет сразу согласиться.

Ну что про нас подумать могли? Сопливый аристократишка и непристойная женщина в глуши в трактире — явно понесла нелегкая острых ощущений поискать, стырил небось папашин кошель, купил на панели дамочку по вкусу — и в глушь, в тайгу! Частью природы себя ощутить. Почему же Элькины старания не дают результата? И я тоже: стараюсь вызвать выплеск — и ничего, силы как в бездонную яму утекают, уже голова кружится, скоро свалюсь, мне бы Эльку спасти, а сама, ладно… По Ценевым меркам, я и так зажилась. Он мне жизни до второго выплеска отмерил…»

— О, благородный господин, не пугайте моего кузена — видите, как он побледнел? Он нездоров, бедный мальчик. А что это ваши товарищи эль на три кружки разливают? — Элька, видимо, меняет тактику. — Хороший, дорогой эль, за который вы расплачивались из своего кармана… Нечасто позволяете себе такую роскошь? О боже, мне так жаль, такое оскорбление, вы ведь и не ожидали? Как вам сейчас больно от этого предательства. Я вас понимаю. Это всегда больно — когда вас предают близкие люди. Вы ведь не БУДЕТЕ убивать их за это? Хотя так поступил бы каждый благородный господин!

«…Поплыл? Быть мне продажной женщиной, если не поплыл! Глаза кровью налились, шея дергается, сейчас… Черт! Зажмурился, головой тряхнул, Эльку за руку хвать, ну же! Последние силы утекают… Быть мне непристойной женщиной. В следующей жизни…

Что-то громко взорвалось за столом „лесорубов“, осколки брызнули во все стороны, сила перестала изливаться, усилием воли удерживаю себя сидя, но получается плохо, не я сползаю — скамейка, на которой сижу, — качается, растворяется…

…С Элькой что-то происходит: в глазах свет, голос стал властным, я что-то пропустила?»

— Отпусти. — «Это Элька, ну и видок у нее — как у темной владычицы — лицо заострилось, потемнело, глазищи сверкают, я боюсь… Не Эльку боюсь, а чего-то такого… Просто СТРАХ». — Иди за свой стол!

«Идет, задом. Глаз не отводит от Эльки. Гоп-компания вскочила — на подмогу что ли? И тоже застыла. Трактирщик и тот господин возле барной стойки — кстати, откуда он взялся? Неважно… — двинулись в нашу сторону…»

— Всем оставаться на своих местах! Сейчас вы все свяжете друг друга. Последнего связывает трактирщик. Потом трактирщик залезает в подполье и закрывается крышкой. Приступить к выполнению приказа!..

«Я видела только, как ВСЕ достали ремни, веревки и начали вязать друг друга. Потом тьма…

…Меня тащут. Под мышки, как соседка баба Тьяна своего благоверного из пивнушки. По кочкам, камням, что-то больно бьет по плечу, что-то давит на живот, сквозь вату судорожное дыхание, перемежаемое всхлипами… Кто бы это был?.. Тьма…

…Меня не тащут, лежу на твердом. Под головой — котомка, тепло. Сквозь веки свет пробивается, пахнет дымом. Костер — хорошо… Тьма…

…В рот льется что-то горячее и нестерпимо сладкое, под спиной — что-то мягкое, а может — кто-то, и голову придерживает… Элька — всплывает в памяти. Подруга. Подруга — хорошо… Тьма…

…Открыла глаза — сверху звезды, повернулась — рядом костер. А в ухо кто сопит и спину греет? Элька! Как ты выбралась?!! Выбралась?! Воспоминания обрушились лавиной — трактир, лесорубы, съем, господин за стойкой… Кстати, кто он? Неважно…»

— Элька, Элька, проснись! Что там было? Как?.. — Джурайя трясла ее как грушу, а толку никакого, проворчала что-то сквозь сон, положила сверху руку — спа-а-ать. Спать — хорошо…

А утро началось с того, что Джурайю трясла Элька. Что характерно, тоже как грушу.

— Блин. Вставай, соня. Завтрак стынет! Тебе чего — пирожных или мяса?

— Чего-чего… Пирожных, конечно. А потом мяса. А потом опять пирожных. Куда лезет?

«Вот и Марисса каждый раз после выплеска говорила — куда лезет. Стоп… Выплеска НЕ БЫЛО! А ощущение такое, будто был».

— Э-э-эль, расскажи, а… Я, похоже, все самое интересное проспала…

Тут Элька и рассказала. И, честно говоря, Джу не знала, смеяться или плакать. Сила у Эльки невеликая — на одного, максимум двоих здоровых мужиков на уговоры хватает. А тут и на одного не хватает — причем старается, как на троих, а эффект на выходе — пшик. Почувствовала подруга, что Джу к выплеску готовится, видела, что сила уходит безрезультатно, пыталась перенаправить интерес — на его компанию. Ничегошеньки не выходит, а потом трах-бах-шарах! Что-то грохнуло, осколки — будто лунный камень взорвался — бело-голубые, светятся… И тут ей показалось со страху, будто силу в нее влили — щедро, от души! Страх переродился в ЯРОСТЬ, ГНЕВ, ВОЛЮ. Чувство появилось: если прикажет — головы друг другу зубами будут отгрызать, на своих кишках повесятся — перечить не посмеют. А уж ерундовинка такая, как друг друга повязать, и вовсе сопротивления не встретила. Единственного несвязанного и сидящего в подвале трактирщика хрупкая девушка заперла, поставив на крышку люка дубовую стойку. А стойку, наподобие той, четыре здоровых мужика в родном поместье от столяров в новую пивнушку тащили — упарились. Откуда силы — неясно. А потом под ненавидящими взглядами из-за кляпов во рту поснимала кошели поясные, собрала провизии, нашла мешок сахару — тоже взяла, — это он Джу так больно по плечу бил, болтался на весу. Выволокла Джурайю за порог, котомку, едой набитую, пристроила ей на живот, мешок через плечо перекинула и потащила в лес, подальше от этого злосчастного трактира. Кстати, тащила она ее, оказывается, трое суток, с перерывами, с ночевками, а не одну ночь — как показалось Джу.

Все это время чувствовала, что она если не всемогущая — так всесильная точно. А сейчас опять, как обычно. Силы, наверное, кончились. Наверное, там какой-то амулет был, не иначе. Может, накопитель, черт его не разберет… А в момент взрыва она одна колдовала, вот по открытому каналу сила к ней и перешла. Это было единственное, чем Джу могла объяснить Эльке, далекой от магии, чудесное спасение.

Цень очень много рассказывал о силе, о каналах силы, об амулетах, магических кристаллах, а Джурайя слушала, затаив дыхание. Вот только рассказывал он о них как о сказочных предметах, преданья старины глубокой, атрибуты древних великих чародеев, что горами, как вениками, трясли. Если бы он ее учил даром пользоваться, а не глушить его… Может, и сам не умеет?

И про таких, как Элька, Джурайе старенький учитель рассказывал. Называли их в древности парламентерами. Рождались они очень редко и истреблялись очень быстро. Почти не имея магической силы, они были очень уязвимы, но могли заставить кого угодно сделать что угодно, причем так, чтобы заставленный считал, что это было его собственное решение. Пусть дурное, но свое. Так развязывались великие войны. Так мирились непримиримые враги, разрушившие полконтинента, пытаясь отомстить друг другу, а после милой беседы с парламентером клявшиеся друг другу в вечной дружбе и братавшиеся на крови. У кого парламентер — тот и кукловод. А орудие кукловода очень часто становится самой желанной мишенью для противника. Цень говорил, что вот уже четыре века не рождала земля Соединенных Королевств парламентеров. И лишь очень немногие помнят, кто это такие и какую опасность представляют для государства, в котором родятся.