Подземелье мертвецов - Саймон Грин Страница 14

Внимание Джессики привлек еле слышный шорох. Она резко обернулась и быстро обнажила клинок. Болотная топь, куда крестьяне бросили тело злодея, находилась отсюда менее чем в сотне метров. Черная мокрая поверхность с редкими пучками осоки холодно поблескивала в свете луны. Флинт облизала пересохшие губы и в следующее мгновение так и застыла на месте: из трясины показалась костлявая рука трупа, на конце которой поблескивали длинные острые когти. Пальцы медленно сжимались и разжимались, и черная торфяная жижа стекала по запястью вниз. Рука неторопливо поднималась все выше и выше; вот показалась и голова – почти голый, обтянутый ссохшейся кожей череп. Флинт сбросила с себя оцепенение, выхватила из кармана кремень с кресалом и попыталась зажечь факел. На миг ей показалось, что тот слишком отсырел и так никогда и не вспыхнет, но в конце концов пламя весело взметнулось ввысь, и Джессика, подхватив факел левой рукой, а правой сжимая рукоять сабли, повернулась лицом к болоту. Водная поверхность топи с длинным чавкающим звуком растворилась, и наружу выбрался пресловутый мертвец. С минуту он просто стоял на краю трясины, неуклюже раскачиваясь из стороны в сторону, потом медленно повернул голову и уставился на Джессику пустыми глазницами, и Джессика каким-то образом почувствовала, что мертвец отлично ее видит. Сморщенная кожа висела на покойнике рваными лоскутами, однако, если учесть, что он полгода пробыл в болоте, сохранилась она довольно хорошо, поскольку болото обладает способностью консервировать все, что в него попадает. Одеянием ему служили совершенно невообразимые лохмотья, когда-то, видимо, бывшие вполне приличной одеждой. Теперь только комья грязи и гниющей плоти удерживали их на теле трупа и не давали свалиться с него. Болотная жижа стекала с тела покойника. Наконец мертвец развернулся и пошел прямо на Джессику.

«Что ж, – сказала она себе, – для того я сюда и пришла, чтобы с ним встретиться. Надо же, в конце концов, отрабатывать свой хлеб!»

Она шагнула навстречу ходячему трупу, выставив факел вперед. На длинном изогнутом лезвии сабли ярко сверкали отблески лунного света. Мертвец, неуклюже раскачиваясь, продолжал приближаться. Костлявые пальцы все так же судорожно сжимались и разжимались. Флинт подпустила врага совсем близко и, подойдя почти вплотную, рубанула его саблей. Труп отпрыгнул в сторону с невероятной быстротой; клинок просвистел по воздуху, не причинив ему никакого вреда. Джессика мгновенно восстановила равновесие и отпрянула назад, чтобы нанести следующий удар. Но мертвец ее опередил. Костлявая рука метнулась вперед и крепко ухватила Джессику за левое запястье. Искривленные пальцы трупа с такой силой впились в живую плоть, что из-под них заструилась кровь, но, несмотря ни на что, факела Джессика так и не выпустила. Коротко взмахнув саблей, она одним резким ударом перерубила предплечье врага, но от резкого движения вновь покачнулась и, не удержавшись на ногах, повалилась на спину, продолжая сжимать в руках саблю и факел, хотя обрубок мертвой руки по-прежнему сжимал ее запястье.

Мертвец остановился, разглядывая то, что осталось от его предплечья. В лунном свете были отчетливо видны обломки костей, но ни одной капли крови не упало на землю. Воспользовавшись передышкой, девушка незаметно подогнула ноги, готовясь вскочить, и стряхнула с себя обрубок руки покойника. «Снести ему башку, потом отрубить ноги – и эта тварь потеряет всю свою силу. Потом спалить все обрубки с помощью этого факела. Тогда мирные крестьяне смогут наконец спать покойно. Все, что для этого нужно, – это твердая рука и крепкие нервы…»

Джессика быстро вскочила на ноги – и опять поскользнулась. От второго падения перехватило дыхание, клинок и факел покатились по земле. Пламя в последний раз полыхнуло и погасло, зашипев в болотной жиже. Изо всех сил стараясь не поддаваться панике, девушка встала на колени и уже протянула было руку к сабле, но мертвец и на этот раз оказался проворнее.

«Нет, нет! Неправильно все!»

Уцелевшей рукой покойник поднял саблю и задумчиво повертел ею перед своим носом. Зияющее пустыми глазницами лицо медленно повернулось к Флинт и насмешливо оскалилось. Джессика в отчаянии попыталась отползти назад…

«Не-ет! Все было совсем не так! Я победила эту тварь!»

Джессике все еще не удалось подняться. Мрачная долговязая, внушающая ужас фигура мертвеца маячила прямо над ее головой. Отблеск лунного света ярко сверкнул на сабельном клинке. Покойник взмахнул оружием, занеся его высоко над головой. В следующее мгновение сверкающий клинок резко опустился, и на тускло освещенную половинкой лунного диска заболоченную землю хлынула кровь. Сабля продолжала вздыматься и снова обрушиваться вниз, вздыматься и обрушиваться вниз…

Гайлс Танцор шагал по длинному каменному коридору, не имевшему, казалось, ни начала, ни конца. На сложенных из крупных неровных плит стенах по обе стороны прохода через равные промежутки горели факелы, но свет их лишь едва нарушал темноту, наполнявшую коридор, такую густую и почти осязаемую, что в голову невольно приходило сравнение с неким живым существом, состоящим из сплошного мрака. Танцор шагал и шагал по бесконечным коридорам островерхого замка. Вытянутая вперед правая рука сжимала обнаженный меч. Танцор разыскивал волколака.

Оборотень оказался хитрым, коварным и опасным. У Гайлса ушло немало времени, чтобы вычислить, кто же именно из гостей барона является этим самым волколаком. Но теперь Танцор уже все отлично знал. Осталось лишь разыскать оборотня; он должен быть совсем недалеко.

Гайлс ступал почти неслышно, и его спокойный и, как всегда, невозмутимый взгляд обшаривал дюйм за дюймом открывающееся впереди пространство. Он знал – добыча не ускользнет. Но пока оборотня нигде не было видно, хотя он уже давно идет по его следу… Ладно, кто-кто, а уж Танцор умеет ждать! Гайлс знает, что рано или поздно отыщет врага. Отыщет и убьет. Иначе просто не может быть.

Он продолжал шагать, и лоб его все больше хмурился. Гайлс и не подозревал, что Островерхий замок настолько велик. Да, кстати, чтобы поймать оборотня, ему следовало знать кое-какие детали, но Гайлс никак не мог вспомнить, какие именно.

Вдруг Танцор уловил какой-то посторонний звук. Он замер на месте и внимательно прислушался. Звук повторился. Какое-то низкое рычание, чем-то напоминающее кашель. Где-то совсем недалеко. Лицо Танцора осветилось довольной улыбкой. Встреча обещает быть интересной. Ему еще не доводилось убивать волколаков. Что ж, можно надеяться, что это создание окажется достойным противником. Слишком уж много лет прошло с тех пор, как Танцору в последний раз довелось помериться силами с врагом, способным хотя бы минуту продержаться и отразить удары мастера клинка. Человек или зверь, чародей или оборотень – для Гайлса это не имело ровным счетом никакого значения. Он знал – одолеть его невозможно. Продолжая вслушиваться, Танцор осторожно двинулся вперед. До сих пор его спутниками были такая наскучившая уже тишина да изредка нарушаемый пламенем факелов полумрак. Но вот он в очередной раз завернул за угол и столкнулся с оборотнем нос к носу!..

Выглядел он так же, как и обычный волк, но был гораздо крупнее, его рост достигал двух с половиной метров в холке. Косматая серая голова покачивалась где-то под самым потолком. Густой мех был покрыт пятнами крови. Танцор чуть не зажал себе нос: оборотень распространял вокруг себя запах давно сгнившего мяса. Танцору на миг показалось, что он идет не по замку барона, а по заброшенной скотобойне, которую уже давным-давно никто не чистил. Близко посаженные глаза волколака сверкали в темноте ярким оранжево-желтым огнем («Совсем как моча», – решил про себя Танцор), множество острых клыков тускло поблескивали в оскаленной пасти. Оборотень посмотрел на Танцора и зарычал; густая тягучая слюна закапала на пол. Противники несколько минут стояли неподвижно, изучая друг друга. Затем Гайлс хищно улыбнулся и, посмотрев зверю прямо в глаза, провокационно пошевелил клинком. Оборотень фыркнул и бросился на Танцора, целясь зловонной пастью человеку в шею. Неуловимым движением Гайлс отскочил в сторону; длинный широкий меч молниеносным движением погрузился в волчье брюхо и тут же возвратился обратно. Танцор снова отскочил и увидел, как волколак, зарычав от боли, вытянул передние лапы, с явным намерением пустить в ход когти. Страшная рана, пересекающая звериное брюхо, прямо на глазах затягивалась. Оборотень не обратил на нее никакого внимания, даже не замедлил движений. Танцор выхватил из-за голенища длинный кинжал с лезвием из чистого серебра и точным движением всадил его между ребрами зверя. Кисть руки привычно описала дугу, вырезая волколаку сердце. Оборотень вдруг завопил человеческим голосом и грузно опустился на каменный пол. По серебряному лезвию струилась кровь. Красная. Самая натуральная кровь. Человеческая.