Лиходолье - Елена Самойлова Страница 14

Я слушала рыжего, и мне становилось жутковато. Все лошади в таборе носили железные уздечки, заговоренные еще предыдущей лирхой. Каждая из них могла оказаться кэльпи, но узнать об этом можно было только после наступления сумерек, да и то лишь сняв уздечку. А стоит освободить «водяную лошадку», как она устремится на волю, да еще неизвестно, попытается ли прихватить кого-нибудь с собой или нет.

– На самом деле, милые дамы, вопрос у нас стоит несколько иначе. – Харлекин оглянулся по сторонам, заметил на ковре чашку с засахаренными кусочками фруктов и недолго думая зачерпнул себе солидную пригоршню. – Не «кто из таборных лошадей – кэльпи», а «сколько их». Этой милой зверушке достаточно сожрать одного человека в месяц, после чего она убегает в родной водоем. Но у вас уже три пропажи, а табун, как я понимаю, не уменьшился. Значит, или за вами таскается сразу несколько оборотней, или ваши конокрады умудряются у каждого города воровать новую кэльпи. – Он сочувствующе, вроде как виновато улыбнулся и протянул мне лакомство, словно и не замечая побледневшего лица лирхи Цары, того, как она сжала колдовские четки. – Змейка, хочешь кусочек? Очень вкусно оказалось, не ожидал.

Я не задумываясь взяла у Искры сморщенный кусочек чего-то красного, облепленного крошками золотистого сахара, и отправила в рот. Вишня. Действительно вкусно…

– И что теперь делать? – тихо спросила лирха, не поднимая взгляда от вращающихся на пальце четок, бусины которых опять слились в яркую цветную полоску.

– Ждать. – Я выхватила из ладони рыжего еще одну вишенку. – До вечера мы все равно ничего не обнаружим – как я понимаю, днем кэльпи на суше ничем не отличается от обычной лошади. Зря только народ перепугаем и себя выдадим.

– Когда остановимся на ночь, нужно будет всех лошадей собрать в одно место и стреножить, а людям приказать сидеть у огня – его кэльпи не любит и не нападет на человека вблизи от открытого пламени, – добавил харлекин, подтаскивая к себе поближе подушку и устраиваясь на ней поудобнее. – Ты тоже отдохни, лирха Цара. Ночь будет очень неспокойной.

Я покосилась на Искру, нащупала на поясе мешочек с таррами и выудила на свет тонкие деревянные пластинки. Привычно пробежалась кончиками пальцев по линиям рисунка, вспоминая уроки Ровины.

Перемешать тихо щелкающие друг о друга пластинки, снять два раза к себе, один от себя. Разложить на столике или на полу. И тянуть тарры одну за другой, выкладывая «путеводный крест», надеясь, что они подскажут нужное направление.

Первая же выложенная на пестрый ковер тарра чернела от опущенных книзу мечей…

К вечеру погода, как и предсказывал Искра, окончательно испортилась. Быстро отгремевшая гроза не исчерпала водяной запас, копившийся в густо-фиолетовых тучах явно не один день, и дождь ненадолго утих, но лишь для того, чтобы обрушиться с новой силой спустя час или два. Глиняная, иссушенная солнцем дорога очень быстро превратилась в мелкое, скользкое болото, заполненное бурой непрозрачной водой. Колеса фургонов увязали, вначале несильно, а потом так, что то и дело приходилось выводить людей под дождь, чтобы лошади с грехом пополам, понукаемые возницами, вытягивали опустевшие повозки на более-менее сухое место.

Мы с лирхой сидели в ее фургоне, слушая, как дождь барабанит по натянутой парусине. Харлекин с час назад ушел, чтобы помогать вытаскивать застрявшие в глубоких колеях повозки, но до сих пор еще не вернулся. Впрочем, оно немудрено – Искра в одиночку легко может вытолкнуть порожний фургон из глиняной ловушки, не подвергая сомнению свою человеческую природу, благо отхваченный еще в Загряде облик предполагал недюжинную силу. Такого попутчика ромалийцы вряд ли оставят болтаться без дела вместе с женщинами, детьми и стариками.

– Кто он тебе?

Я встрепенулась, подняла взгляд на лирху, лениво перебирающую пучки высушенных трав, разложенные на чистой холстине. Что-то откладывала в небольшие плетеные коробки, что-то общипывала, пряча высохшие листочки в один мешочек, а оголенные стебельки – в другой, а мытые, отскобленные добела корешки свалила в отдельную горку, даже толком не перебирая.

– В смысле?

– Искра. Кто он тебе? Вижу, что не муж и еще не любовник – он на тебя смотрит совсем иначе, когда думает, что никто, в первую очередь ты сама, ничего не замечает.

Я неопределенно пожала плечами, вслушиваясь в шум дождя за пределами фургона, в грубоватые окрики возниц, пытающихся заставить лошадей вытянуть застревающие повозки из грязи.

– Сложный вопрос. Я не знаю, как ответить.

– Понятно. – Цара собрала отложенные в сторону корешки в один мешочек, туго затянула горловину обрезком тонкой веревочки. – На самом деле меня интересует только одно – можно ли ему доверять? Он действительно собирается охотиться на «водяную лошадку» или просто так воздух сотрясал?

– Я отвечу тебе только на второй вопрос. Если будет надо – поохотится и на кэльпи.

– А кто для него определяет это «надо»?

Ответить я не успела, потому что фургон встряхнуло, слегка перекосило на одну сторону, и мы остановились. Послышалась ругань возничего, щелчок бича, почти полностью заглушенный раскатом грома, а сразу за ним – высокое, тонкое лошадиное ржание.

– Вот теперь и мы провалились, – тяжело вздохнула лирха, аккуратно сворачивая холстину вместе с разложенными на ней травами в трубку и убирая ее в один из плетеных сундучков. – Придется какое-то время побродить по лужам и мокрой траве. Снимай свое платье, я дам тебе что-нибудь более подходящее для прогулки под дождем.

«Чем-нибудь более подходящим» оказались широкие цветастые штаны, которые запросто можно было подтянуть выше колен и перехватить крепкими плетеными шнурами, кожаная длинная жилетка, прикрывающая бедра, и яркий головной платок, который не столько защищал волосы от дождя, сколько позволял их убрать так, чтобы мокрыми они не падали на глаза. В чем-то похожем я ходила в начале прошлой осени, когда вместе с ромалийской ребятней бегала на реку ловить раков. Тогда стояли последние теплые деньки, и мы брали с собой раколовку, старый, прохудившийся, но еще крепкий мешок, приманку и бежали на реку, у которой тогда стоял наш табор. До сих пор помню, как мялась на берегу мелкой, в общем-то, речонки, поджимая то одну, то другую босую ногу, и никак не могла решиться зайти в воду. Как еще шассой боялась подземных стремнин, так и, став человеком, не разучилась опасаться глубокой воды…

Я только-только натянула кожаную жилетку на тонкую, ветхую сорочку с обрезанными по плечи рукавами, как штора, прикрывающая вход в фургон, резко отдернулась, и в образовавшемся проеме нарисовался голый по пояс и мокрый с головы до ног Искра.

– Ну что ж, красавицы, теперь пришла и ваша очередь под дождем мокнуть. Засели вы знатно, вытолкнуть постараемся, но на этом все, дальше уже не поедем. Траву для стоянки уже выкосили, вожак сказал – надо переждать, а то никаких сил не хватит на своем горбу повозки тащить до ближайшего подлеска. – Харлекин чрезвычайно довольно улыбнулся, откинул от лица слипшиеся от воды волосы и протянул мне руки. – Мия, иди на мой голос. Я тебя вытащу из фургона и сразу до стоянки донесу.