На службе зла. Вызываю огонь на себя - Анатолий Матвиенко Страница 13

Ульянов взбежал наверх, не пожелав дождаться, когда охранники проверят безопасность. Там он вдохновил редакционную коллегию пожеланиями продуктивной работы в новых условиях вместо того, чтобы скомандовать свернуться и перейти на нелегальное положение.

Зазвонил телефон. Одна из редакционных барышень позвала Николая Павловича. В трубке сквозь треск и помехи прорвался спокойный тенор Шауфенбаха, хотя сообщенные им новости к спокойствию не располагали.

— Уходим, Владимир Ильич! Сюда казаки направлены!

Заупрямься большевистский предводитель, Никольский приготовился бить его под дых и нести к машине на руках. Но опасность — лучшая основа для благоразумия. Ульянов скатился вниз по лестнице, позабыв в редакции кепку.

Когда отъехали квартал в сторону Летнего сада, ленинский ангел-хранитель попросил Гиля тормознуть, выскочил из машины и взобрался на перила, откуда виднелся подъезд доходного дома госпожи Гау. Марсианин лишь в одном ошибся — вместо казаков туда влился молодежный отряд.

— Юнкера. Ели ноги унесли. Редакции больше нет.

— Ее много раз закрывали, — отмахнулся вождь. — Будем издавать другую газету. Пролетариат должен узнавать большевистскую правду!

Никольский не стал уточнять, что ленинская правда весьма расходится с общечеловеческой.

— На Широкую ехать опасно. Владимир Ильич, у нас есть запасная квартира Марии Сулимовой. Двигаем туда, а я узнаю, что делается в городе.

Вождь кивнул, Гиль нажал на газ.

Утром 6 июля Никольский узнал, что Сулимова есть в картотеке контрразведки, и перевез Ульянова на «незасвеченную» квартиру Каюрова в Выборгском районе, а к вечеру на квартиру Фофановой, находившуюся в начале Сердобольской улицы. Туда же подтянулись некоторые верные Ленину члены ЦК — Сталин, Свердлов, Орджоникидзе, Зиновьев.

— Товарищи, у вас есть час на совещание. Нет гарантии, что контрразведка не отправила за кем-либо из вас филера. Учитывая беспорядки, им нужно не менее часа на сообщение о месте нашей встречи и на выдвижение отряда.

— За мной нэ было филеров, — возразил Сталин.

Остальные тоже почему-то были в этом уверены.

Оттого ни в час, ни в два не уложились. Перемывали кости Бухарину, Володарскому, Рыкову, Каменеву и другим активистам РСДРП(б), которые не пришли в телячий восторг от событий 3–4 июля.

Несмотря на отсутствие публичного приказа об аресте Ульянова, Никольский чувствовал, как сжимается удавка. Ленин сейчас — как загнанный волк. Из-за совещания слишком многие знают о месте последнего логова.

В половине второго ночи со стороны Большого Сампсониевского проспекта по цепочке замигали огни карманных фонариков.

— Тревога! Уходим!

Революционеры толпой выкатились в теплый июльский сумрак. Ульянова сунули на переднее сиденье авто, водитель дал газ и рванул в сторону Черной речки. В этот момент с проспекта на Сердобольскую поворачивал грузовик. Он остановился у первого дома, из кузова посыпались солдаты. Из-за грузовой машины показалась легковая, с нее явно заметили беглецов и пустились в погоню.

Изношенный «Тюрка-мери» завывал движком, грохотал трансмиссией и скрипел рессорами, но не мог оторваться от мощного «Рено». Никольский в который раз ругнул себя, что во время денежного дождя, пролившегося на большевиков, он не убедил прикупить для Ульянова экипаж поновее.

Ленин покрутил головой, затем изумленно застыл, увидев на заднем сиденье… себя. Вождь-2 тоже носил кепку, черный костюм-тройку с черным же галстуком в белый горошек.

Тем временем погоня приблизилась.

— Степа! Дай «Маузер»!

Гиль, не отрываясь от управления бешено скачущей машиной, протянул деревянный футляр. Никольский с «Маузером» в руке открыл на ходу дверь, встал на подножку, рискуя каждую секунду слететь на мостовую. Левая рука вцепилась в дрожащий кузов авто, правую с оружием он пристроил сверху на предплечье и попытался взять в прицел черное пятно над фарами «Рено».

Дзержинский спрашивал, каково будет стрелять в офицеров. Вот и случилось. В машине наверняка гарнизонные контрразведчики. Простите, православные, беру грех на душу во имя России. С этими мыслями, совсем не способствующими прицельному огню, генерал аккуратно опустошил магазин. Куда и как попал или не попал — неизвестно, но одна фара «Рено» погасла, а водитель преследующего авто как будто чуть сбросил газ и разорвал дистанцию. С правого борта машины тоже появились вспышки выстрелов — кто-то стрелял, высунув руку в окно.

— Степан, сворачивай налево на Головинскую! — Никольский вернулся на сиденье. — Тормозишь у первого проулка. Там мы с Ильичем выпрыгнем. Проскочишь квартал, высаживай Павла и гони что есть мочи. Потом свяжись с Шауфенбахом.

Мерзко тренькнула пуля. Заднее стекло осыпалось.

— Поворачиваем! — предупредил Гиль, со свистом вытертых шин вписываясь в вираж. Тут же тормознул у темного зева подворотни. Генерал спрыгнул с подножки на ходу, рванул правую переднюю дверцу, выдернул вождя с сиденья и швырнул его под каменные своды. «Тюрка» сорвался с места, но не успел как следует разогнаться, как улицу осветила единственная фара «Рено». Никольский вжал Ульянова в стену. Преследователи промчались на расстоянии каких-то трех шагов.

По сравнению с грохотом внутри авто здесь оказалось неправдоподобно тихо. Автомобили удалялись, умолкло даже их эхо, отраженное от слепых петроградских окон. Внезапно издалека послышался грохот удара. Через несколько секунд донеслись хлопки выстрелов.

Владимир Павлович выпустил революционного предводителя из объятий. Они перевели дух. Как и везде на рабочих окраинах, здесь пахло помоями и котами.

— Нужно теперь к товарищам Аллилуевым. Туда и Иосиф направится всенепременно. Если его не арестуют.

— С чего бы, Владимир Ильич? Даже если его и задержат, то на улице. Хоть и военное положение, комендантского часа нет. Приказа хватать всех большевиков подряд — тоже. Хуже с парнями, которых Гиль после нас высадил. Не нравится мне та перестрелка.

— Революция не забудет товарищей, отдавших за нее жизнь.

Хорошо, что из-за полумрака Ульянов не видел взгляда, который Никольский бросил на лысого демагога. Вслух пришлось говорить совсем не то, что вертелось в голове.

— Аллилуевы живут на левом берегу, на Рождественке. Слишком далеко и опасно. Я знаю другую квартиру, где можно отсидеться до утра. Затем найду транспорт и доставлю вас к Сталину.

Они пробирались проулками, переулками и проходными дворами, держась стен и теней. Светлая петроградская ночь насмехалась над их попытками двигаться скрытно. Ульянов поднял воротник и натянул на самые уши картуз Никольского, но все равно остался весьма узнаваемым.

Обошлось без происшествий. Днем Ленин нацепил бороду веником, рясу, крест и в боевом наряде православного батюшки благополучно проехался на извозчике до Рождественского округа. По пути спросил Владимира Павловича: