Подземка - Михаил Бычков Страница 13

– Думаете, это музыка… С ней что-то не так?

Доктор пожал плечами:

– Я не знаю. Может, она, может, другое. Чтобы не гадать, я поставил эксперимент, взял себя в качестве подопытного кролика. На станции есть еще несколько плееров, я позаимствовал их на время. Хотелось проверить, как на меня подействует другая аппаратура.

– И как?

– Никакого эффекта, – вздохнул Док. – В лучшем случае чуточку приподнялся тонус, но не больше. Энерджайзером я себя так и не ощутил, хотя для чистоты эксперимента крутил один и тот же репертуар. Выводы такие: я, конечно, могу ошибаться, но у меня возникло предположение, что с некоторыми вещами на поверхности тоже начинают происходить разного рода метаморфозы. В результате привычные предметы обихода наделяются, наряду с нормальными функциями, какими-то другими, можно сказать, чудесными свойствами. Я решил назвать подобные предметы артефактами. Понимаю, что термин не вполне удачный, даже антинаучный, что ли, но звучит красиво.

– Что есть, то есть, – вежливо согласился я. – А этот «артефакт», он только на вас действует?

– Я пробовал на себе. Давайте на вас испытаем, – предложил Док.

Я взял коробочку в руки, она оказалась легкой и приятной на ощупь, надел наушники. Ощущение инородного тела почему-то мне не понравилось. Я в детстве контактные линзы носить не мог по той же причине. Будто соринка, только большого размера, в глаз попала. Но сейчас пришлось смириться.

– Что будем слушать? – спросил я.

– Музыка старая, но хорошая, – заверил Док. – Только глаза закройте. Так легче воспринимается.

– Хорошо, – сказал я и зажмурился. – Врубайте ваш агрегат. Я готов.

Сначала была тишина, потом, будто из ее недр стал подниматься нарастающий гул, застучали барабаны, отбивая неспешный, ударов сто двадцать в минуту, ритм, потом пошла бас-гитара, синтезаторы, еще какие-то инструменты, которые я затруднялся определить.

Запел мужчина. Его голос оказался грубым и в то же время приятно-бархатистым. Мне почему-то ясно представилось его лицо – возвышенно-одухотворенное, в глазах исступление поэта-романтика, пышная прическа в виде ямайских дредов. Он почти наверняка был смуглокожим, почти негром. Есть у их брата что-то особое в голосе. Пел на английском, вкладывая в слова всю душу:

– I know. Life is different to you. First love can be frightening that's true. But take me as your brother and your friend. And take me as your lover and your man.

Музыка была потрясающей, в сочетании с невероятно органической мелодией, на редкость богатой палитрой аранжировкой, она производила впечатление чего-то мистического, завораживающего. Я будто нырял в океан, холодный и одновременно теплый, как парное молоко, ласковый и суровый, сотканный из гармонии противоречий, если такое только возможно.

Дальше последовал припев, еще более мощный, подхваченный другими, более высокими, почти фальцетными мужскими голосами изумительной красоты:

– Pretty young girl on my mind!

«Красивая девчонка в моей башке», машинально перевел я. На миг перед глазами возникло лицо сегодняшней спасительницы. Она тоже была молодой и прекрасной. Такой же, как героиня песни. Только постарше.

И тут все закончилось, наваждение спало. Док вырубил плеер.

– Кто, кто это поет? – сорвав наушники, с трудом шевеля губами, спросил я.

Мелодия продолжала звучать у меня в голове, а перед глазами по-прежнему стояла недавняя спасительница.

– Старая группа, очень старая, – ответил Док. – Bad Boys Blue. «Плохие парни в синем». Раньше они часто к нам в Россию приезжали, еще до Катастрофы. Я был их фанатом, собрал все альбомы, на концерты бегал, автографы коллекционировал. Я же говорил, что у меня была бурная молодость. – Он вздохнул: – Вернемся к нашим баранам, Лосев. Как себя чувствуете?

Я замер, пытаясь правильно оценить свои ощущения. В теле ощущалась легкая приподнятость, даже эйфория. И это после всего, что сегодня произошло?

– Потрясающе, просто потрясающе, Док! Я будто заново родился.

– Мне это знакомо, – грустно усмехнулся он. – Заметьте, вы прослушали всего одну песню, что-то около пяти минут. И получили такой мощный заряд.

– Невероятно, – восхитился я. – Просто чудеса.

– Все верно. Принесете мне с поверхности еще один подобный артефакт, буду благодарен вам по гроб жизни.

– Обязательно принесу. – Я скосил взгляд на выпивку. – Ну, а это тогда зачем? У вас же есть личный аккумулятор.

Док посмотрел на меня печальными глазами:

– Будете смеяться, Лосев. Опасаюсь превратиться в законченного наркомана. Боюсь, что рано или поздно заряд в этой штуковине иссякнет, а я успею на нее подсесть. Вот и ищу замену, сублимирую, так сказать. Кроме того, совсем недавно я вновь столкнулся со смертью. Какой бы черствой ни была душа, шрамы на сердце все равно остаются. Их я пытаюсь разгладить по старинке.

– Док, скажите, а другие артефакты вам не встречались?

Он задумался, нервно прикусил нижнюю губу.

– Хороший вопрос, Лосев. Как раньше говорили, на миллион долларов. Рискну предположить, что многие вещи с поверхности далеко не так просты, как может показаться. Взять, к примеру, медикаменты. По всем прикидкам, многие из них уже должны не столько лечить, сколько калечить. Все мыслимые сроки годности прошли. Если разобраться, это же яд в чистом виде… И ничего, помогают. Не всегда, но тем не менее. Что-то в них есть, а что… – Доктор протер красные глаза кулаком. – Еще провиант. Не спорю, наука до Катастрофы хорошо продвинулась в этой области: консерванты всякие, добавки Е2–Е4. Но все равно, еда, по всем прикидкам малопригодная в пищу, хорошо усваивается организмом. Жаль, у нас нет лаборатории, поэтому ничего толком я узнать не могу. Что-то или кто-то до сих пор заботится о нас.

– Вы верующий человек? – спросил я.

Доктор кивнул:

– А что, не похоже?

Я пожал плечами.

Он засмеялся:

– Я верующий, причем давно, задолго до всего этого. Обычно профессия делает врачей циниками, но даже внутри самого отъявленного скептика живет вера. Если кто-то скажет вам, что он Фома неверующий, пропустите его высказывание мимо ушей. Вас обманывают.

Меня пробило на философию:

– Но почему поверхность превращает нас в каких-то тварей? Где эта забота, о которой вы говорите.

– Возможно, тут как в Библии: поверхность, как и душа человеческая, – поле битвы нескольких сил. Пока побеждает темная, но рано или поздно добро возьмет верх.

– Похоже на сказку.

– Это моя точка зрения. Если у вас ко мне больше ничего нет, я, с вашего позволения, чуток вздремну. Операция была не из легких. Устал как собака.

Я вздрогнул. Намек понятен, не дурак.