Палые листья лета - Рина Лесникова Страница 12

Ведьма-гоблинша бесцеремонно раздела свою жертву догола, загнала ее в горячую-прегорячую ванну, благоухающую, как луг к вечеру погожего сенокосного дня, продержала ее там Тогрит* знает сколько времени, периодически окуная с головой и нараспев приговаривая какие-то заговоры. Потом натерла едкой вонючей грязью и заставила так стоять, пока грязь не высохнет.

— Послушайте, милейшая, — робко попыталась сопротивляться Санайя, пока ее обмазывали, — боюсь, унюхав такое, от меня разбегутся не только жених и приглашенные гости, но и все окрестное зверье.

Даже не соизволила ответить. Вот же ведьма! Скорее бы закончился день.

К счастью, вонь утихла вместе с высыханием грязи. В очередную ванну бедняжка забралась с нескрываемым удовольствием. Через небольшой промежуток времени, равный молитве или заговору, что там бормотала ведьма, Санайя чуть ли не силой была вытащена из воды и тщательно осмотрена, даже на голове, меж мокрых волос. Как ни странно, почти вся ссохшаяся грязь успела отмокнуть, оставив лишь небольшое пятнышко под ухом, которое Ведьма тщательно исследовала и чуть ли не на язык попробовала.

— Что замыслила, негодница?! — прикрикнула она.

Ну ничего себе, горничные в замке ее жениха. Если бы Санни осталась здесь хозяйкой, сразу же выгнала бы наглючку, будь та хоть трижды ведьма. Но и сейчас нельзя спускать подобное, иначе так и до обряда не дожить. Скорее бы закончился день.

— Убить вас хочу! — буркнула невеста.

— А, ну хоти, хоти, — странно, кажется, эти слова успокоили Ведьму, и она принялась за дальнейшую экзекуцию.

Санайю поставили в опустевшую ванну и стали поливать с головы до ног поочередно из стоящих здесь же кувшинов. Постепенно телом овладевали лень и нега. Глаза закрылись сами собой. А что оставалось делать? Жидкость из некоторых кувшинов была очень даже едкой. Сопротивляться? А зачем. Все идет, как должно. Этой ночью свершится самое важное. Внизу живота появилась приятная истома. Скорее бы закончился день.

Плохо запомнилось, как ее наконец-то, вывели из ванны, как жесткие заскорузлые руки растирали тело, а мягкая щетка до тех пор бегала по волосам, пока они не выпрямились и каждая волосинка не засияла. Совсем не вызвало отторжения и то, что вместо свадебного платья на нее надели длинное, до пят простое льняное одеяние, вышитое по подолу, рукавам и горловине нитками, по цвету почти совпадающими с самим платьем. И отсутствие белья совсем не смутило, оно бы только раздражало ставшую до невозможности чувствительной кожу, как грубый лен раздражает напряженные соски. Скорее бы закончился день.

Интересно, что же из нее сотворила эта ведьма? Санайя оглянулась. Странно, она не узнала комнату, в которую вышла из ее уже почти собственной ванной. И ни одного зеркала вокруг. И за окном не ясный солнечный день, а приглушенные деревьями вечерние сумерки. Деревья? Напротив ее окон, находящихся на третьем этаже, не должно быть деревьев. А так ли это важно? Оказывается, нисколько. Кажется, день и вправду заканчивается. Скоро, совсем скоро сбудется то, что должно. Что? Скоро узнается.

Как же легко стало телу. Если бы рукава были немного шире, можно было бы взмахнуть руками и взлететь. Взлететь, чтобы поспешить навстречу судьбе. И есть совсем не хочется. Если только водички.

— Мне бы попить, — несмело попросила Санайя у своей… У кого? Мучительницы? Наставницы?

— Пей!

Ей протянули самый обычный глиняный кувшин. Не вода. А что? Неважно. Очень уж хочется пить. В меру кисленькое, в меру сладкое, в меру игристое. Сидр? Неважно. Главное, хорошо утоляет жажду.

— Хватит тебе! — окликнула Ведьма. — А то совсем заездишь жениха. Не стоит он того, — последние слова были произнесены совсем тихо. Наверное, показались или были додуманы.

Жених. Санайя с сожалением рассталась с кувшином, на дне которого плескались остатки волшебного напитка, и плотоядно улыбнулась. У нее будет самый лучший жених. Пора поспешить к нему. Здесь делать больше нечего.

— Я пойду. Не скучайте без меня, — чисто из вредности добавила она и толкнула грубую дверь из толстых дубовых досок.

Что ответила ведьма, она уже не услышала.

***

Лес, простирающийся прямо от крыльца домика, из которого вышла Санайя, нисколько не удивил. Все идет, как и должно. И то, что трава вокруг дома совсем не притоптана, тоже не вызвало удивления. Нет тропинок? Они сегодня не нужны.

Как приятно ласкает босые ступни нежная трава, такая растет только на тщательно ухоженных газонах. Что-то не верится, чтобы и здесь за ними кто-то столь же ревностно следил. Но разве это важно сейчас? Нисколько. И все же, как нежна трава. Если снять грубую рубаху, можно поваляться на ней, впитывая всей кожей первую вечернюю росу. Санайя уже потянулась к одеянию, чтобы сбросить его, но затем замерла. Нет, не сейчас, она здесь не для того, чтобы валяться на волшебной траве. Она должна кого-то найти. Кого? Рич. Конечно же, Рич. Как можно про него забыть. Он где-то здесь.

Странно, Лес совсем не казался благообразно-показательным парком, но ни одного сучка не попалось на пути, ни одна кочка или колючая ежевичная плеть не помешала. Под могучими деревьями, которых в городе не встретишь, росла все та же ласковая, сейчас слегка влажная трава. Где-то далеко, на самом краю сознания, отметилось, что в таком дремучем лесу должны водиться дикие звери, а может, и не только звери, но страха совсем не было. В душе росла уверенность, что никто ее сегодня не тронет. Кроме того, кому сама позволит. Санайя почувствовала, как щеки опалил горячий румянец. Его щемящее тепло разбежалось по телу и уютным комом поселилось внизу живота. Даже дыхание на миг перехватило.

Уже сегодня. Скорее бы найти того, кто ей предназначен самой судьбой, иначе этот странный жар не унять. Еще и в кустах, что темнели справа, завела песнь какая-то ночная птичка. Жаворонок? Кажется, Санайя читала, что жаворонок — птица утренней зари. Значит, это соловей, не иначе, пусть и соловьев она раньше тоже никогда не слышала.

— Нарекаешься соловьем! — сообщила она птичке и, засмеявшись и широко раскинув руки, закружилась.

Если бы свадьба велась по общепринятым правилам, кружила бы Санайя сейчас в танце с женихом. Но сегодня эти правила неуместны, можно танцевать самой с собой. Полянка как раз для этого подходящая.

Как помутилось в голове. Кажется, перестаралась. Так можно и упасть. А почему бы и не упасть? Ведь сама хотела поваляться на этой траве.

Трава и правда, оказалась волшебной. Жаль, намокшая и ставшая еще более грубой рубаха мешала остроте ощущений. Значит, рубашку можно снять и отбросить. Тем более, никто не видит, да и темнота вокруг кромешная, даже робкий нарождающийся полумесяц и любопытные звезды предупредительно скрылись за облаками-ширмами.

Санайя бездумно перекатывалась по траве, впитывая телом ее благотворные соки и духмяный запах. Хочется смеяться? Можно смеяться. Смех совсем не похож на деликатный смех воспитанной девицы? А кому здесь слушать? Ни смотреть, ни слушать некому. Гортанные, почти утробные звуки огласили окрестность.