Наемники фортуны - Алексей Бобл Страница 119

— А как местные в дом попадают? — спросил Белорус. — Основания вон как высоко…

— По лестницам: канатным, железным, деревянным.

Белорус кивнул с непривычно серьезным видом и почесал рубец на скуле стволом обреза.

— Через люки в полу, точно, — добавил Туран.

— Вылезаем, — решил Разин. — Посмотрим, что там.

Сендер остановился в трех десятках шагов от подножия ближайшего дома. Никто не показывался, окна, забранные решетками, оставались темными, ни звука, ни движения.

— Здесь лучше долго не стоять, колеса вязнут, машина погружается, — заметил Альбинос.

Белорус взобрался на заднее сиденье и набрал полную грудь воздуха, чтобы крикнуть погромче, но Илай, выпрямившись, зажал ему рот и рывком усадил обратно.

— Не шуми, — грозно бросил мутант.

Наступила звенящая тишина. Поселок будто вымер. Ветерок тянул между домами клочья тумана, постройки становились видны все отчетливее.

В окне ближнего дома сдвинулась решетка. Белорус было привстал, но покосился на Илая и сел обратно. Разин снял с шеи автомат, проверив магазин, опустил стволом вниз. Туран задрал пулемет к небу, положил одну руку на ствольную коробку, почти лег на нее грудью, пальцами другой нащупал гашетку. Так, на всякий случай.

Из окна высунулось что–то серое и бесформенное, с неопрятно торчащими в разные стороны прутиками сырой соломы. Показались обтрепанные края — шляпа, сплетенная из тростника. Под ней виднелось бледное лицо, усыпанное засохшими брызгами грязи и конопушками. Это был подросток. Он улыбнулся, показав неровные редкие зубы, и высунулся по грудь.

В сендере все молчали. В соседнем окне показался ствол дробовика. Потом — другая плетеная шляпа, побольше. Эта принадлежала бородатому дядьке, рядом с ним поднялась голова женщины. Возраст их было сложно определить, на этих людях лежала печать безвременья. Должно быть, жизнь на болоте тянется уныло, вот и народ здесь такой — серый, скучный, без возраста и чувств. Мужика разве что по бороде и отличить от бабы можно, а так разницы не видно — лица серые, морщинистые, грязные.

Скрипнули двери в доме справа, на порог вышли двое, такие же серые. Встали на помосте, разглядывая сендер. Стояли, молчали. Потом показались еще трое. В руках дробовики и пороховые самострелы. Сквозь туманную дымку не сразу и разберешь, кто из них мужчина, а кто женщина — все одеты одинаково. Из третьего дома, самого дальнего, тоже вышли вооруженные люди.

— Вы кто? — спросил Разин. — Всегда здесь живете?

Бородач в окне кивнул.

— А кто на болоте живет, знаете?

— На острове? — уточнил Белорус.

Снова кивок.

— Плохие на болоте живут, — сказал щуплый подросток — тот, что высунулся первым. — Не лезьте туда. Мы туда не суемся, здесь на лов ходим, у берега.

Он поскреб щеку, громко шмыгнул носом.

— На пароме? — Белорус показал на платформу между домами.

Стоило ему пошевелиться, местные насторожились, подняв оружие. Белорус поспешно опустил руку.

— Здесь чуды водятся, их бьем и на киевский рынок возим, — снова заговорил подросток. — Далеко ходить опасно, мы не ходим.

— Не ходим, — эхом откликнулся бородач.

— Не ходим, — подтвердила женщина.

— А почему? Что там, будем говорить, такое?

— Не возвращается никто, — бородатый мужик говорил медленно и размеренно. — Нельзя, опасно очень. Раньше не так было, ходили почти до бетонного острова, там добычи больше.

— Больше, — вставила женщина.

— Теперь не ходим. Не возвращается никто.

— По второму кругу пошел, — шепотом отметил Тим.

— Там болотные человеки водятся, они прежде боялись, а теперь не пускают нас, — у подростка словарный запас оказался побольше. — Сперва пугают, воют, грозятся издали. Стрельнешь — разбегаются, но следят, не отстают.

— Соседи собрались, пошли толпой, — подхватил бородач, наверное — отец. — Набили человеков болотных десяток или поболее, а потом болотные ночью пролезли в дома, всех сожрали. Нет соседей, все.

— Всех пожрали, — кивнула женщина. — Нет больше соседей. И вы не ходите на болота.

— Не ходите, — подтвердил ее мужик.

— Да как мы пойдем, у нас и парома нету, — развел руками Белорус.

И снова, стоило ему сделать широкий жест — местные подняли стволы. Они не угрожали и страха не выказывали, однако давали понять, что держатся настороже.

— Нету плота у вас, — кивнул бородатый, — вот и не лезьте на болота.

— Не лезьте, — кивнула женщина.

— Пропадете без толку.

— Пропадете.

Они замолчали, и Альбинос осторожно предложил:

— Давайте мы у вас плот купим.

Разин потер скулу, покосившись на Альба, кивнул — мол, продолжай в том же духе.

— Ни! — замахал руками бородатый мужик. — Мы свой не продадим. Ни за какие деньги!

Женщина шикнула на мужика, что–то ему сказала, тот задумался ненадолго и подозвал пацана. Они пошептались. Потом бородач крикнул:

— Монету серебром!

Альбинос ухмыльнулся. Стоит деньги показать, как по сендеру из всех стволов шмалять начнут. Туран не успеет ничего сделать, его первыми выстрелами снимут.

— Договорились! — крикнул Альб. — Но…

Все, кто был в сендере, посмотрели на него. Разин даже дернулся, хрустнул пальцами, сжав рукоять автомата.

— Твой сын, — Альбинос показал на паренька, — покажет дорогу. Выведет к плоту сендер, получит монету.

— Согласные! — донеслось из поселка.

Деньги рыбари запросили большие. Но иного выхода не было, к острову Губерта лучше добраться засветло.

С громким хлопком открылся люк, где–то в основании дома, между свай упал, разворачиваясь, канат. Парень соскользнул по нему, ловко перебирая руками. Шлепнул ногами в грязь, подняв брызги. Грязь его не смущала, он бодро затопал из–под дома на свет — по лужам и по мутной жиже, не разбирая. Подошел к сендеру и встал, разглядывая приезжих. Глаза у мальчишки были яркие, большие, они выделялись на сером малоподвижном лице, как что–то чужеродное — будто взяли чужие живые глазищи и вставили чучелу, слепленному из болотной тины.

— Лезь на капот, — сказал Альбинос.

— Дядьки, ежели на болота хотите попасть, — заговорил паренек, усаживаясь поудобнее, — езжайте дальше по берегу, там соседский дом, навроде нашего на столбах устроен.

Он сместился вперед, поставил ноги на бампер, оглянулся.

— Болотные там всех пожрали, а плот не тронули. Плот стоит на месте, поснимали мы с батей оттуда лебедку, то да се, однако по болоту на ём и теперь пробираться можно, чего ж не пробираться! Болотные не тронули, им ни к чему. — Он понизил голос: — Токо я бы вам сказал: не лезьте вы в ту болотину, недоброе там теперь стало, смертное все. Не как прежде бывало.