Слуги Темного Властелина - Р. Скотт Бэккер Страница 115

Всадник подался в сторону от Серве, словно хотел оказаться подальше от места преступления.

– Н-ну, к-короче, друг. З-забирай коней и езжай. Ага? Б-бери все…

Серве показалось, будто она взлетела, подплыла к человеку со шрамом, а кинжал появился в его шее сам собой. Всадник суматошно взмахнул руками и сшиб ее наземь.

Она сидела и смотрела, как он рухнул на колени, хватаясь за шею. Потом выбросил руку назад, словно желая смягчить падение, и опрокинулся на бок, оторвав от земли бедра и сгребая в кучу листву ногой. Повернулся к ней лицом, блюя кровью. Глаза у него были круглые и блестящие. Умоляющие… «Г-г… гы-ы…»

Скюльвенд подошел, присел на корточки, небрежно выдернул кинжал у него из шеи. Потом встал, по всей видимости не обращая внимания на кровь, которая толчками вырывалась из раны. «Как будто маленький мальчик кончает писать», – отстраненно подумала она. Брызги крови попали скюльвенду на грудь и живот и оттуда потекли вниз, до загорелых колен и лодыжек. Умирающий человек все смотрел на нее между ног скюльвенда, глаза его постепенно стекленели и наполнялись сонным ужасом.

Найюр встал над ней. Широкие плечи, узкие бедра. Длинные, рельефные руки, оплетенные венами и шрамами. Кусок волчьей шкуры, свисающий между потных бедер. На миг ужас перед скюльвендом и ненависть к нему оставили Серве. Он спас ее от унижения, а может, и от смерти.

Однако воспоминания о его жестокости и грубости унять было не так-то просто. Звериное великолепие его тела сделалось чем-то жаждущим, сверхъестественно безумным. Он и сам не позволил бы ей забыть. Схватив ее левой рукой за горло, он поднял ее на ноги и прижал к стволу. Правой же он выхватил нож, угрожающе поднес его к лицу Серве, ровно настолько, чтобы она успела увидеть свое искаженное отражение в окровавленном лезвии. Потом прижал острие к ее виску. Кинжал был еще теплый. Она зажмурилась от прикосновения, ощутила, как кровь застучала в ухе.

Скюльвенд смотрел на Серве так пристально, что она всхлипнула. Его глаза! Голубовато-белые на белом, ледяной взгляд, начисто лишенный малейших проблесков милосердия, сверкающий древней ненавистью его народа…

– Пожалуйста… Не убивай меня, прошу тебя!

– Тот щенок, которого ты спугнула, едва не стоил нам наших жизней, девка! – прорычал он. – Еще раз так сделаешь – убью! А попытаешься снова сбежать – я вырежу весь мир, чтобы тебя отыскать, обещаю!

«Никогда больше! Никогда! Честное слово! Я буду терпеть тебя, буду!»

Он отпустил ее горло и схватил за правую руку. Она съежилась и заплакала, ожидая удара. Когда удара не последовало, она разрыдалась в голос, давясь собственными всхлипами. Самый лес, пики солнечных лучей, бьющие сквозь расходящиеся сучья, и стволы, точно столпы храма, казалось, гремели его гневом. «Я больше не буду!»

Скюльвенд обернулся к человеку со шрамом – тот до сих пор извивался на лесной подстилке, точно огромный червяк.

– Ты его убила, – сказал он с сильным акцентом. – Ты это понимаешь?

– Д-да… – тупо ответила она, пытаясь взять себя в руки. «Боги, что же теперь?»

Он прорезал кинжалом поперечную черту у нее на предплечье. Боль была острой и резкой, но Серве закусила губу, стараясь не кричать.

– Свазонд, – сказал он с грубой скюльвендской интонацией. – Человек, которого ты убила, ушел из мира, Серве. Он остался только здесь, в этом шраме на твоей руке. Это знак его отсутствия, всех тех чувств, что он не испытает, всех тех поступков, которые он не совершит. Знак ноши, которую ты несешь отныне.

Он размазал ладонью кровь, выступившую из раны, потом сжал ей руку.

– Я не понимаю! – всхлипнула Серве, не менее ошеломленная, чем напуганная. Зачем он это сделал? Что это, наказание? Почему он назвал ее по имени?

«Ты должна его терпеть…»

– Ты моя добыча, Серве. Мое племя.

Когда они вернулись в лагерь и нашли там Келлхуса, Серве спрыгнула с седла – она ехала на лошади человека со шрамом, а та заупрямилась, не желая входить в воду, и помчалась вброд навстречу ему. И бросилась ему в объятия, отчаянно стиснув руками.

Сильные пальцы гладили ее по волосам. В ее ушах отзывался стук его сердца. От него пахло высохшей на солнце листвой и жирной землей. Сквозь слезы она услышала:

– Тише, детка. Тебе теперь ничто не угрожает. Ты со мной.

Его голос был так похож на голос отца!

Скюльвенд проехал через реку вброд, ведя в поводу оставленного ею коня. И громко фыркнул, глядя на них.

Серве ничего не сказала, только оглянулась на него, посмотрела убийственным взглядом. Келлхус здесь. Она снова могла позволить себе ненавидеть скюльвенда.

Келлхус сказал:

– Бренг’ато гингис, кутмулта тос фиура.

Серве не понимала по-скюльвендски, однако она была уверена, что он сказал: «Она больше не твоя, оставь ее в покое!»

Найюр только расхохотался и ответил по-шейски:

– Сейчас не до того. Дозоры кидрухилей обычно насчитывают не менее пятидесяти всадников. А мы перебили не больше десятка.

Келлхус отодвинул от себя Серве и крепко сжал ее плечи. Она только сейчас заметила, что его туника и борода веером забрызганы кровью.

– Он прав, Серве. Нам грозит серьезная опасность. Теперь они станут нас преследовать.

Серве кивнула, из ее глаз снова хлынули слезы.

– Это все я виновата, Келлхус! – выдавила она. – Извини, пожалуйста… Но ведь это был ребенок! Я не могла допустить, чтобы он погиб!

Найюр снова фыркнул.

– Не волнуйся, девушка. Этот щенок никого предупредить не успел. Разве может обыкновенный мальчишка удрать от дунианина?

Серве пронзил ужас.

– Что он имеет в виду? – спросила она у Келлхуса. Но у того и у самого на глаза навернулись слезы. «Не-ет!»

Она представила себе мальчика: он лежит где-то в лесу, ручки и ножки неловко раскинуты, незрячие глаза смотрят в небо… «И все это из-за меня!» Еще одна пустота там, где следовало быть чувствам и поступкам. Что мог бы совершить этот безымянный мальчик? Каким героем он мог бы стать?

Келлхус отвернулся от нее, охваченный скорбью. И словно ища утешения в действиях, принялся скатывать кошму, на которой спал под большой ивой. Потом приостановился и, не глядя на нее, сказал скорбным голосом:

– Тебе придется забыть об этом, Серве. У нас нет времени.

От стыда ее внутренности будто наполнились ледяной водой.

«Это я вынудила его пойти на преступление! – думала она, глядя, как Келлхус приторачивает к седлу их вещи. Она снова положила руку на живот. – Мой первый грех против твоего отца…»

– Кони кидрухилей, – сказал скюльвенд. – Сперва загоним насмерть их.

Первые два дня им удавалось уходить от преследователей без особого труда. Они полагались на дремучие леса, росшие вокруг верховий реки Фай, и воинскую смекалку скюльвенда. Тем не менее бегство тяжело сказывалось на Серве. День и ночь проводить в седле, пробираться по глубоким оврагам, переправляться через бесчисленные притоки Фая – все это вымотало ее почти до полного изнеможения. К первой ночи она шаталась в седле, точно пьяная, борясь с онемевшими конечностями и глазами, которые закрывались сами собой, пока Найюр с Келлхусом шли впереди, пешком. Они казались неутомимыми, и Серве бесило, что она такая слабая.