Серебряная птичка - Наталья Сапункова Страница 113

Когда закружило и стало нечем дышать, Челла испугалась. Не за себя — она знала, что озеро убивает, но не верила, что может убить её. Она боялась не удержать, выпустить из рук тело Найрина, ведь тогда он точно погибнет. Или всё же нет?!

Она вцепилась в него изо всех сил, постаралась обвиться и обхватить ногами, длинная юбка нещадно мешала! И вырваться, вытолкнуть себя на поверхность, где свет и воздух! Нет… не получалось…

Если сначала казалось, что можно вынырнуть, то потом надежда растаяла — их настойчиво тянуло вниз, вглубь. Челла сделала отчаянную попытку вырваться из водоворота — и сразу слила всю силу до капли, озеро этого и не заметило. Всё верно, озеро — это Источник, оно само по себе и есть сила! И оно бездонное! Значит, их падению в эту бездну не будет конца?..

Если сначала вода вырывала у неё Найрина, то скоро стало наоборот — их прижало друг другу и кружило-вертело вместе, как одно целое… Воздуха, пожалуйста, ещё раз вдохнуть!

А потом все пропало. Кружение замедлилось. Яркий свет…

Что-то мягкое, струящееся вокруг. Что-то сияющее. Нежное и скользящее, как шелк, такое же прохладное… И ничего больше нет!

Всё-таки есть. Его губы на её губах. Мягкое и ласковое прикосновение, уверенное, но без настойчивости — она ведь не сопротивляется. Она с ним, подаётся навстречу, чутко отзывается, лакомится этим поцелуем, пьет его, наслаждаясь, трогает лицо Найрина, его волосы, обнимает за шею. Они вместе, в этом сияющем и шелковом нечто…

Она не открывает глаз — знает, что это может быть только он. Для этого не нужно его видеть… Его прикосновения теперь ниже, на её шее, он прикасается легко-легко, гладит, целует, его язык что-то рисует на её шее, и хочется смеяться — оттого, что ей так хорошо. Крючки камзола осыпаются один за другим, он распахивается, падает вниз лиф платья, полушарие груди накрывает мужская ладонь. И Челле тоже хочется трогать Найрина, ощущать пальцами его кожу, курчавые волосы на груди, коснуться его языком… и это нужно и правильно. На ней уже нет никакой одежды, и на нём тоже, и она тем более не открывает глаз. Ей очень любопытно, но не хочется отвлекать его своим любопытством… ей хорошо. Ей очень хорошо!

Его жесткие бёдра прижались, она чувствует их жесткость, прикосновение волос, которые их покрывают, и ещё что-то твёрдое, которое оказалось между её ног… ей хочется извиваться, стонать, мурчать, как кошка, и она точно знает, чего хочется ему… пожалуйста, скорее, сколько можно… она вся внутри из того же гладкого, скользкого шёлка, она ждёт, ей надо, чтобы он вошёл и не покидал её как можно дольше, она сосуд, который не желает больше быть пустым…

Вот, наконец-то. И хорошо, что это длится, длится, длится… и что-то происходит, пронзительное и приятное, она не может сдержаться, выгибается и кричит, и ей вторит его стон, похожий на хриплый вздох…

Ещё вечность спустя Челла открыла глаза. Она лежала на траве, положив голову на плоский камень. Полностью одетая. И волосы были, как прежде, собраны узлом на затылке и прикрыты накидкой. А Найрин Кан сидел рядом, прислонившись к большому валуну — совершенно точно живой и даже не раненый, и смотрел на неё так, словно она могла исчезнуть, если он случайно моргнёт. И его одежда тоже была в порядке. И хотелось радоваться, дышать, смотреть на небо. Хотелось кое-что помнить, а кое-о чём пока не вспоминать.

Челла подтянулась на локтях и тоже села — так их глаза оказались на одном уровне.

— Ты жив, — сказала она. — Покажи, шрам от стрелы остался? Как лекарка спрашиваю.

Найрин и не дернулся раздеваться, но улыбнулся. И продолжал так же смотреть.

— Есть шрам, любопытная. По моим ощущениям, он зажил много лет назад.

— Хорошо, — она обрадовалась. — Сила озера вылечила тебя. Знаешь, я бы всё равно привела тебя к озеру, чтобы поплавать вместе. Только потом. Со мной — безопасно. Тала так говорила. Это озеро — Источник, ты понял, да?

— Нет…

— Его фея когда-то позволила всем одарённым пользоваться. Так что сюда стремятся многие, за силой. Примерно половина погибает в озере. Так что не стремятся сюда тоже многие. А некоторые приходят и не решаются окунуться.

— Вижу, «добрая» была фея…

— Доброта ни при чём. Платить надо за всё, и на свой счет лучше не обманываться. Но Дьямон мой, мне позволено немножко больше. Я далёкая правнучка той феи. Скажи, а это всегда так бывает, да? Так замечательно? — перескочила она на другое, и голос её от волнения дрогнул.

И не надо было пояснять, о чем вопрос.

— Думаю, да, — Найрин кивнул.

— Ради этого, пожалуй, стоит влюбляться и выходить замуж, — тихо сказала Челла.

— Правда? — развеселился Найрин. — Хороший вывод…

— У тебя это было уже много раз? Много?..

— Что?.. Нет, — он улыбнулся чуть смущённо, — когда я ушёл из монастыря, мои запреты продолжались. И долго было не до того. Послушай, ведь это было видение? — его голос дрогнул.

— Конечно, — вздохнула Челла. — Оно всегда бывает. И первый раз тоже. И я долго не верила, что то была не явь.

— У тебя уже было… — он нахмурился, — тут, с кем-то?..

И прикусил язык, каясь, что сморозил эту глупость.

— То видение было другим, — Челла глянула с веселой укоризной. — Не могу рассказать. Мне было девять лет, я плавала туда и обратно через озеро, а Тала сидела на берегу.

И Найрин вздохнул — и горестно, и с облегчением одновременно. Он был так счастлив, но быть счастливым в бреду — небольшое преступление.

Да, преступление. Поступить так с братом — никогда. Но они ещё не очнулись, блаженное сумасшествие не совсем схлынуло, поэтому говорить было легко, а приличия казались чем-то неважным.

— Ты снишься мне каждую ночь, — признался Найрин, — может, прекратишь?

— Правда? — заинтересовалась Челла. — Что ж, я буду ждать то время, когда смогу не только сниться.