Тридцать седьмое полнолуние - Инна Живетьева Страница 100

Ник думал, они пойдут к гаражу, но Георг направился в парк. Там, в самом конце, была калитка в ограде. Через нее вышли на узкую тихую улочку. Ник помнил: они гоняли тут с Миком на велосипедах.

– Сейчас километра три пешком, дальше ждет машина.

Почти сразу свернули в переулок, оттуда в лес. Георг вел уверенно. Шел – под ногами не хрустнет, ветка не качнется.

На обочине проселочной дороги их действительно ждала потрепанная серая «Олжанка». Георг потянул ручку, и дверца открылась. Машина была не заперта.

– Садись.

Как в фильме про шпионов, подумал Ник.

Мотор у этой развалюхи оказался отличным, завелся сразу же.

Ехали неторопливо, аккуратно. Так мог бы вести машину пенсионер, возвращающийся с дачного участка.

Георг нажал на кнопку, и в салоне зазвучало радио. Поворот ручки, запрыгало с частоты на частоту: гудящая металлом музыка, романс, детская песенка, последние известия. Хорошо поставленный голос рассказал о заседании сената и передал слово местной студии.

– Сегодня утром, – бодро заговорил ведущий, – наш город покинул Матвей Дёмин, больше известный как л-рей. По достоверной информации, за прошедшую ночь в Сент-Невее стало на шесть про́клятых меньше. К сожалению, судьба еще двоих подростков пока неизвестна. Нам удалось взять интервью у одной из освобожденных, Алиции Покровской. Здравствуй, Алиция. Расскажи, как тебя нашли Псы.

Ник попросил, перебивая девичий голос:

– Выключите, пожалуйста.

Георг повернул ручку настройки. Зажурчала инструментальная музыка.

– Я понимаю, ты волнуешься. Но поверь мне, все будет хорошо. Приходим, стреляешь, уходим. Больше от тебя ничего не требуется.

Ник отвернулся. Мелькали за окном столбы, отмечая расстояние.

– Хочешь, полетишь завтра на Золотой полуостров? Один. Я останусь в Сент-Невее. Отдохнешь пару недель, потом начнешь готовиться к экзаменам. Договорюсь с директором гимназии, тебе разрешат сдать индивидуально.

– Спасибо. Я подумаю.

Они ехали еще с полчаса, прежде чем свернули на узкую, но хорошо асфальтированную дорогу. Ник опустил стекло и подставил лицо ветру. Находило волнами: то подташнивало от волнения и начинали гореть щеки, то охватывало тупое равнодушие.

Дорога уперлась в высокий забор с колючкой поверху и вышками по углам. Проехали мимо КПП, как ни странно – пустого. Никто не окликнул, не проверил документы.

«Олжанка» припарковалась в тени приземистого здания. Во дворе не было ни души, только под скамейкой лежала овчарка.

Ник следом за Георгом прошел между корпусами.

Они оказались на крохотном аэродроме. Стояла пара вертолетов, в открытом ангаре виднелся еще один. И снова – никого. Как во сне. Но Ник, к сожалению, знал, что это не сон. Его снова затошнило, сглотнул слюну.

– Все нормально? – спросил Георг. – Ты же не боишься высоты?

– Нет.

Ник услышал мягкие шаги и торопливо оглянулся. Овчарка. Подошла и смотрит, вывалив розовый язык.

Георг уверенно направился к вертолету. Ник не удивился бы, сядь Леборовски сам за штурвал. Но когда подошли и дверца открылась, увидел внутри пилота. Тот не поздоровался, даже головы не повернул.

Сели. Ник надел тугие наушники, которые ему подал Георг. Взлетели сразу же.

Скорее бы закончилась дорога. А сам выстрел – это очень быстро и просто. Главное, не думать. Просто нажать на спусковой крючок. Тем более так хотел отец.

Из-под кожаной дужки наушников на висок выкатилась капля пота. Жарко.

…Да, очень жарко. Над пыльной, раскаленной площадью перед автовокзалом висел неразборчивый гул. Динамик на фронтоне прокашлялся и хотел что-то сказать, но захлебнулся. Разочарованные, люди отвернулись. Громче зазвучали голоса, заплакала женщина. Народу было много, заняли все скамейки, прилавки базарчика, газоны.

Мик сидел, положив локоть на колени матери. Тетя Марина закончила перевязку, наклонилась и затянула узел зубами. Бинт дал кто-то из солдат, выругавшись, что дети подставляются под пули. Денек, опустившись на корточки, разглядывал раненого брата со страхом и любопытством.

– Дина, автобусы скоро будут, – веско сказал отец. – Уедут все.

Ему невозможно было не верить, но мама – Ник видел это – не верила.

– Посмотри, сколько здесь, – мотнула она головой. – Нужно отправлять в первую очередь ребятишек.

– Нет. Вы уедете все. Не волнуйся, я вас потом найду.

Ник ждал, когда можно будет вставить слово, и сейчас перебил:

– Папа, я с тобой.

– Нет.

– Но, папа…

– Никита, я так сказал.

После этого спорить было нельзя.

– Отойдем. – Отец потянул его за собой в тень от щита с расписанием рейсов. – Никита, послушай меня. Это очень важно, чтобы ты уехал. У тебя другая судьба. Ты должен сделать одну вещь. Ты, мой сын. И никто другой.

Ник посмотрел, как солдаты переворачивают киоски, строя заграждение.

– Другая – это убежать, что ли? Как трус?!

– Послушай меня. – Отец схватил его за плечи и тряхнул. – Если со мной что-нибудь случится, ты поедешь к деду Георгу. Обещай мне. Ты сделаешь то, что он скажет. Поверь, я на его месте говорил бы тебе то же самое.

Ник не испугался. Ему даже на миг не пришло в голову, что отца могут убить. Кого угодно, но только не его.

– Почему к деду Георгу?

– Просто пообещай мне. Это очень важно. Важнее этого сейчас ничего нет.

Ник растерянно посмотрел на маму, Яровых. На площадь, запруженную беженцами. Как это – нет?!

– Никита!

Отцовские пальцы больно стиснули плечи.

– Хорошо, я обещаю.

– Повтори, что именно.

– Я поеду к деду Георгу. Я сделаю то, что он скажет.

– Молодец.

Отец разжал хватку, ладонью обхватил затылок и притянул Ника к себе.

– Ты сделаешь это, я знаю.

Загудело. Колыхнулся гул, распался на множество голосов и снова сошелся в единый крик. Пришел автобус.

Она теперь все время принимала душ. Утром, как вставала, и сразу после завтрака, и незадолго до обеда, и потом, когда еда остывала на тарелках, и перед сигналом «отбой». Знала, что это плохой признак, но ничего с собой поделать не могла. Таня чувствовала себя грязной. Убийцей. Предательницей. А что из-за нее чувствовала мама? Ася? Она не видела их после ареста. Хотела спросить у следователя, разрешены ли свидания, но следователь не вызывал.

Густые волосы не успевали просохнуть. Сбились колтунами. Зубья расчески застревали в них, и Таня перестала причесываться. Кончики пальцев побелели и сморщились. Кожа на плечах и бедрах стала сухой. Мучил зуд.