Маленькие люди - Олег Рой Страница 10

– Как раз потому, что любой на моем месте так и сделал бы, – ответил я. – А я не хочу. Ариэль, моя жизнь разбилась о камни, как корабль о рифы. Все, что казалось важным, вдруг стало ничтожным. Все ранее незыблемое оказалось фантомом. И я решил, что больше не играю по правилам.

Она внимательно смотрела на меня, так, как будто ей потом предстояло по памяти писать мой портрет.

– Кажется, я понимаю вас, – медленно сказала она. – Если не знаешь, куда идешь, рано или поздно приходишь куда надо, так?

Я кивнул.

– Ну, так идем, – встрепенулась она. – Только не через Крайстчерч, не хочу в центр. Если в Хоулленде есть место, похожее на Лондон, то это Сентрал-сквер.

И мы бодро пошли дальше. А потом вернулись назад, поскольку пропустили нужный поворот. Оказывается, в городке произошли некоторые перемены, и эти перемены явно огорчили Ариэль.

– Здесь был мой любимый букинистический магазин, – с тоской сказала она, глядя на новенькую вывеску секс-шопа. – Там работала миссис Штайнер. И я после школы частенко брала у нее книги и читала вот в этом кафе, – Ариэль показала на маленькое кафе-бистро, уже закрытое на ночь. – А теперь тут черт знает что такое.

Букинистический магазин? Из того, что успела мне рассказать Ариэль, у меня сложилось впечатление, что букинистический бизнес в Хоулленде вряд ли мог бы приносить сколько-нибудь значительный доход. Но для Ариэль, конечно, то, что ее любимый магазинчик закрылся, было потрясением. И я ее хорошо понимал.

– Жизнь состоит из потерь и находок, – глубокомысленно сказал я, не зная, как ее утешить. – Но я вам искренне сочувствую. Может быть, ваш любимый магазинчик открылся в другом месте…

– Спасибо, – поблагодарила она, а потом добавила: – Будет очень жалко, если он исчез навсегда. Такие вещи составляют твое прошлое, твои воспоминания. Когда что-то теряется, образовавшуюся пустоту заполнить нелегко.

– Я знаю, переживал нечто подобное, – я достал сигареты. – Вы не против, если я закурю?

Моя невинная просьба была расценена Ариэль совершенно неожиданно:

– Конечно, нет, и простите меня, пожалуйста!

– За что? Не понимаю…

– За мое маленькое огорчение. Вы-то потеряли гораздо больше!

Я махнул рукой:

– Но ведь и приобрел много? – Мы двинулись в глубь улицы, освещенной даже хуже, чем Тринити-лейн. Фонари встречались здесь гораздо реже и не все горели. А если и горели, то как-то тускло. Или это мне так казалось из-за усталости.

– И что же вы приобрели? – спросила она.

– Свободу, – ответил я искренне. – Полную отрешенность от всего. И еще белого кролика в друзья.

– Чувствую, это прозвище ко мне теперь прилипнет, – усмехнулась девушка. – Ну, что тут поделаешь.

– Оно вам не нравится? – поинтересовался я.

– Нет, нравится, – возразила она. – А вообще мне почему-то все придумывают прозвища, а по имени зовут редко. И… я не люблю, когда меня зовут по имени. Сама не знаю, почему.

Дом, в котором жила Ариэль с отцом, оказался небольшим, ничем не примечательным коттеджиком в самом конце улицы. Точнее говоря, в самом конце был миниатюрный парк с клумбой посредине, в центре которой стоял такой же винтажный восьмигранный фонарь. Этот тихий район был застроен такими же небольшими домами, как на окраине города, и лишь за парком возвышалось трехэтажное здание, вероятно, общественного назначения, так как в нем не светилось ни одного окна.

– Ну, вот я и дома, – сказала Ариэль, забирая у меня сумку. – Зайдете в гости?

Даже не глядя на часы, я знал, что сейчас уже начало одиннадцатого, так что для визита было поздновато. Я отрицательно покачал головой:

– Нет, как-нибудь в другой раз. Время уже позднее… Да и вам надо после разлуки побыть с отцом.

Казалось, Ариэль была разочарована моим отказом.

– Но вы все-таки заходите к нам, – сказала она, и ее голос показался мне немного жалобным. – Мы будем рады видеть вас. И спасибо, что подвезли.

– Да не за что, – галантно поклонился я. – Мне было очень приятно, и мне очень нравится ваше общество, я уже, кажется, это говорил.

– Так, может, вы все-таки зайдете? – оживилась она.

Я отрицательно покачал головой, а затем протянул ей свою визитку:

– Тут только нижний телефон работает, – сказал я. – Возьмите на всякий случай. Вдруг понадоблюсь.

Она взяла визитку и так и держала ее в руках, пока не вошла в дом.

– Ну… – она явно не знала, что сказать. – Тогда до встречи, Фокс Райан.

– До встречи, – улыбнулся я. – Бегите домой, уже поздно.

И она послушно направилась к своему коттеджу, а я все-таки достал из кармана сигареты и прикурил. Раньше я почти не курил… Точнее, раньше я совсем не курил, а закурил, когда жена подала на развод. Теперь, кажется, я начал этим несколько злоупотреблять. Интересно, есть ли в Хоулленде спортзал?

Мои мысли скакали с одного предмета на другой, но внезапно я поймал себя на том, что просто избегаю мыслей об Ариэль, хотя при этом стою и зачарованно смотрю, как она поднимается по ступенькам, как достает из бокового кармана сумки ключи…

Она уже дома, в своем дворе, вокруг нее уже вертится невесть откуда взявшийся крупный пес, похоже, дворняга. Ей ничего не угрожает, да и вообще не угрожало в этом маленьком и по-хорошему провинциальном городке, и тем более она не нуждается в моей защите.

Чего же я тогда стою, как вот этот фонарь посреди клумбы? Надо идти. Но ушел я не раньше, чем за ней закрылась дверь.

Я неспешно шел обратно к гостинице, курил и размышлял. Вообще говоря, с детства мое мышление было дисциплинированным, подчиненным учебе, науке, исследовательской работе. Строгая логика рассуждений не допускала никаких эмоций, и внезапно я вообще усомнился, были ли у меня когда бы то ни было сильные чувства.

Странно? Ведь я никогда не задумывался об этом. Все мое внимание, все силы поглощала наука. Там были сосредоточены мои интересы, туда направлены мои устремления. А место чувств занимала их небрежная имитация. Да, я был женат и женился на симпатичной студентке пятого курса, которому читал лекции. Типичная история: преподаватель женится на студентке. Впоследствии я сильно удивлялся тому, как она вообще добралась до пятого курса, да еще и с неплохими показателями успеваемости – ее знания неуклонно стремились к нулю, она забывала совершенно элементарные вещи сразу же, едва сдавала зачет или экзамен. Наша совместная жизнь не задалась почти с первых же дней, мы были чужими друг другу людьми…

Но могу ли я ее в этом винить? Разве сам я не был… Разве сам я отдавал ей больше, чем она мне? Она не жила в моем мире, не интересовалась им, но и я был чужаком в ее вселенной. Что объединяло нас, что делало нас семьей? Мы жили в одном доме (при этом я часто и надолго уезжал), вместе ездили в отпуск и, когда я был в Лондоне, спали в одной постели и ели за одним столом – вот и все! Я прожил в браке почти полтора десятка лет, но даже не знал, какую музыку она слушает, какие книги читает и читает ли что-нибудь вообще. Я знал о ней не больше, чем о каждом из тех, с кем работал, а о некоторых знал намного больше, чем о собственной жене.