Охотники-2. Книга 2. Авантюристы - Лариса Бортникова Страница 10

Красавчик потянулся, широко зевнул и впервые за эти тягучие и пресные, словно жевательная резинка, месяцы почувствовал себя великолепно! Жизнь начинала налаживаться. Потихоньку…

Артур Уинсли-младший, окажись он сейчас на месте Красавчика, наверняка принялся бы раздумывать о предопределенностях и о том, что такое случайность и есть ли ей место в человеческой жизни. Но к счастью, Красавчик Баркер был человеком простым, поэтому предпочел долго не размышлять о причинах невероятного совпадения. Случайно совпало — ну и чудесно! Подфартило — еще лучше! Красавчику и без этого было о чем пораскинуть мозгами. Во-первых, ему теперь требовалось кровь из носу попасть в дом к Тевфик-паше, чтобы навести там аккуратный шмон, во-вторых, Малыш Стиви все еще был черт те знает где (если еще был), а в-третьих, дверь, скрипнув, приотворилась и в комнату просочился улыбающийся Креветка с подносом в руках.

* * *

Будучи в душе человеком суеверным, Красавчик опасался черных кошек, трубочистов, лестниц и карликов. Поэтому по доброй воле с Креветкой он бы знать не знался. Однако был он обязан Креветке жизнью дважды. В ночь, когда Баркера подстрелили, именно Креветка отволок его в укрытие и зажимал ладошкой рану до тех пор, пока не заявился англичанин. И это еще куда ни шло. В конце концов, Креветке тогда предлагали хорошие деньги за помощь, а что он сам закочевряжился, мол, джентльмены за помощь денег не берут, то вопрос другой. А вот то, что недомерок вытащил Баркера из лап смерти второй раз — Красавчик запомнил накрепко. Такое не забывают!

Нет. Генри Джи — сам болван, конечно. Знал ведь, что рана дерьмовая, и что вставать на следующий день и переться непонятно куда — считай, самому укладываться в ящик. Но баркеровская фамильная дурь взяла верх над разумом. Чего уж он там себе в горячке навоображал — то, что нужно потормошить цирюльника, или что по свежим следам сможет он отыскать рыженькую, или еще что… Но с кровати сполз, в фаэтон забрался и до самого рынка доехал, ни разу не потеряв сознания. Дальше память отказывалась выдавать цельную картинку, но с удовольствием кусочничала. Баркер помнил, как заглядывал внутрь разгромленной лавчонки — потом провал. Помнил, как дверь цирюльни так и не открылась, хотя барабанил он в нее так, что сбил костяшки. Потом провал. Помнил, как бродил по галереям, капая кровью на мозаичный пол. Помнил, как умирал, прижимаясь спиной к колонне, и как любознательная крыса пристроилась в шаге от него и ждала, когда же он отдаст концы… провал. А дальше появился Креветка. От Креветки пахло серой, масляными красками и карамельками. Лицо у Креветки было почти детским, маленьким и удивительно подвижным, а жиденькая бороденка придавала карлику сходство с козлом. Баркер тогда решил, что прибыл в ад, и сейчас бесы потащат его прямиком в котельную.

В следующий раз Красавчик очнулся уже в постели, в пансионе мадам Кастанидис. Перед глазами маячило белое, большое и лысое. «О! А вот и ангел, — обрадовался Красавчик, а проморгавшись, добавил. — Правда, однорукий, но Ма бы оценила шутку». Тут же из-под локтя «ангела» высунулась озабоченная креветкина физиономия.

— Кто вы? Где я? — ничего оригинального Баркер из себя выдавить не смог, но не надо думать, что кто-то другой в его ситуации догадался бы цитировать вслух, например, Вергилия.

— Я врач. Хирург. Зовут Альпер-бей. Слышишь меня, дорогой? Эй, мистер американец! Жить будешь…

— Эй, мистер американец! — спопугайничал Креветка громким фальцетом. — Жить будешь.

Почти полтора месяца Креветка спал на жесткой кушетке рядом с бредящим Красавчиком. Вскакивал, едва Красавчик начинал стонать и материться, водружал на Красавчика мешочки со льдом или, привставая на цыпочках, подносил к губам больного поильник. Это Креветка, чуть что не так, срывался и несся со всех своих крошечных ножек в Ортакой за доктором Потихоньку, это Креветка таскал из под Красавчика поганые судки… А когда Генри начал приходить в себя, именно Креветка припер бумагу, карандаши, краски и самодельный «постельный» мольберт. И кстати, если бы не Креветка, Красавчик напрочь забыл бы про Рождество. Он давно его уже толком не праздновал — если удавалось в эту ночь попасть к Бет, то ему тоже доставался какой-нибудь подарочек от Санты, но обычно Генри напивался дома, в одиночестве — а чего мешать своей рожей людям, у которых семьи, детишки, елка и рождественский стол. Но Креветка украсил комнату еловыми ветками (где только нашел?), навешал на них сушеных фиников и расставил по подоконнику вонючие свечи. Красавчик ругался, но встать из-за раны не мог, поэтому пришлось ему терпеть и финики, и свечки, и Креветкин фальцет. Лилипут пел что-то заунывное, грустное не то по-румынски, не то по-цыгански, от чего у Красавчика противно щемило под ребрами.

Такое не забывают. А то, что карлик по-английски ни бум-бум — даже лучше. Потому что благодарить Красавчик не умел и не любил. Однако сегодня Красавчик впервые пожалел, что с Креветкой они говорят исключительно «на пальцах» — надо было кое-что срочно выяснить.

* * *

— Кушать! Ням-ням, — Креветка вскарабкался на табурет, едва не расплескав густую жижу из стоящей на подносе миски. Но справился, пристроил поднос на коленочки и взял в руки ложку. — Кушать! Ням-ням! Алле-хоп! Хорошо!

Хороший!

Красавчику на долю секунды почудилось, что его приручают, как тигра или медведя. Приручают осторожно, ласково и со знанием дела. Но в мире существовали вопросы куда более насущные, поэтому он безропотно открыл рот и позволил Креветке влить в себя ложку-другую похлебки. Мог бы и сам, слабость в руках давно уже прошла, но как-то привык он к заботе за этот месяц, да и Креветке приятно.

— Харика! Отлично! — Креветка звонко причмокнул. — Ням-ням хорошо, гюзель!

— Да уж, — скривился Баркер. Чечевичное варево, которым его вторую неделю потчевал Креветка, стояло поперек горла. — Слушай, брат Креветка! Такое дело… а не знаешь ли ты ненароком где проживает этот… (Красавчик напрягся так отчаянно, что если бы вместо мозгов в голове у него был мотор, он бы сейчас взорвался ко всем чертям) этот… как его… Тефик-паша?

Креветка поплыл ласковой улыбкой, закивал. Соскользнул с табурета. И уже через секунду перед Красавчиком лежал лист бумаги с очень прилично начерченной картой трех близлежащих кварталов.

— Тут ты-я-Капуста дом! — Креветка поставил в верхнем левом углу жирную птичку, а тут — Тевфик-паша дом. Большой. Красивый. Гюзель.

Баркер довольно присвистнул. От первой «птички» до второй было не так уж далеко, и в другое время Генри, ни секунды не теряя, направился бы на рекогносцировку, а там, глядишь, по месту бы сообразил, как брать Моржа. Но сейчас такой план ему никак не подходил. Мешала чертова дырка в бедре. Красавчик и сидеть-то мог только потихоньку! Ну и как, спрашивается, ему с этой кочергой вместо ноги быстро, ловко, а, главное, незаметно пробраться в дом к паше, как?

Последнюю фразу Генри незаметно для себя произнес вслух, так сильно был раздосадован. Обычно болтать всякое он себе не позволял, потому что знал — в его бизнесе небрежно оброненное слово обычно ведет прямиком на кладбище. Но кого здесь было опасаться? Стены в пансионе толстые, мадам Кастанидис громыхает ведрами где-то внизу, доктор Потихоньку уже минут десять назад как ушел, а Креветка по-английски все одно ни бум-бум.