Мефодий Буслаев. Лестница в Эдем - Дмитрий Емец

То, что ты прекратил бороться с мраком, неозначает, что мрак перестал бороться с тобой.

То, что ты перестал верить в свет, неозначает, что свет перестал верить в тебя.

Троил

Таамаг взяла грецкий орех и с трескомраздавила между большим и указательным пальцами.

– Ну наконец-то хоть один не гнилой!Вернуться бы и набить морду продавцу! Знал же, собака, но ни гугу, –сказала она мечтательно.

– Думаешь, продавец сам решает, чем емуторговать? Его хозяин ставит, – миролюбиво заметила Хаара.

Таамаг решила проблему просто.

– Ну так за чем дело стало? И хозяину! Аесли хозяин отмажется, что покупал их на базе, то не полениться и сходить туда.Если не бить морду всем по цепочке, виноватых вообще не окажется, потому чтосреди людей крайних нет по определению. Каждого кто-то заставил. Один онсвятой, только нимб дома забыл.

– С таким подходом через три часаокажется, что ты должна с пулеметом ходить по улицам и отстреливать всехподряд, – усомнилась Хаара.

– Настоящая валькирия не ищет легкихпутей! – с чувством сказала Таамаг, протягивая руку за новым орехом.

Хрусь!

Заинтересовавшись возможностью давить орехипальцами, любопытный оруженосец Бэтлы попытался повторить тот же фокус, но, сминуту попыхтев, сделал вид, что ему больше нравится разглядывать скорлупу.

– Дохляк! Настоящий мужчина должен рватьжелезо зубами! – презрительно уронила Таамаг.

– А почему железо-то? – обиженноспросил оруженосец.

– Для гемоглобина, – предположилаХола, помешанная на правильном питании.

Таамаг презрительно посмотрела на нее. Онасчитала за людей тех, кого могла убить одним ударом кулака.

– Что ты знаешь о жизни, красотка?Папочка и мамочка сдували с тебя пылинки и вызывали реанимобиль, если йогурт,который ты выпила, оказывался просроченным на десять минут. А меня в детствесестры приматывали веревкой к креслу. Эти конченые истерички считали меняпсихопаткой! МЕНЯ!

Хола умильно подняла брови, незаметно толкаяХаару ногой.

– Ай-ай, как нехорошо! И ты рвалаверевку? – спросила она ласковым голосом.

Честная Таамаг терпеть не могла обманывать.

– Нет. Я плакала и пыталась до них хотябы доплюнуть. А эти дуры отпрыгивали и тыкали в меня шваброй. Но тогда я былаеще маленькая. Они зауважали меня, только когда я в первый раз оторвалакухонную дверь. Или, возможно, что-то было еще до этого. Не помню, –сказала она.

Хаара дрогнула накрашенным ртом. Женщинавзрослая, сложная, умная, привыкшая выискивать во всяком сказанном словевторое, третье, четвертое дно, она никак не могла осознать честной простоты.Сама возможность простоты и правды казалась ей подозрительной и нелогичной. Скакой целью люди говорят правду, если ничего от этого не выигрывают и тольковыставляют себя на посмешище? Таамаг же озадачивала ее непрерывно. Всякий разХаара машинально начинала искать в ее словах потаенный смысл и, не находя его,царапала нос о голую истину.

– Прекрасная погода! – сказала Хола,мудро решив, что пора срочно сменить тему.

– Чудесная! – согласилась Хаара,мгновенно усматривая требуемый подтекст и успокаиваясь на этом.

– Угум. Лучше не бывает! – сипло произнеслаРадулга, терзая острыми ногтями хлеб и катая хлебные шарики. Так как убиватьбыло пока некого, валькирия ужасающего копья пребывала в глубокой меланхолии.

– О да! Высокая, мужественная погода!Сейчас редко такую встретишь! Подумать только, что некоторые ее совершенно неценят! Лишь болтают вечно по телефону! – согласилась томная Ламина, несводя глаз с глуповатого и самодовольного оруженосца Ильги.

Она уже десять минут кокетничала с ним ирадовалась, что доводит Ильгу до белого каления.

Бэтла, тоже желая порадоваться погоде, подошлак окну и выглянула наружу. Фулона, в квартире которой все они сейчаснаходились, жила на первом этаже. Через декоративную решетку видно было, как поВолоколамке в жирной дымке непрерывного дождя медленно бредет унылое автомобильноестадо. Конец октября вполне тянул на ноябрь. Казалось, промозглая сыростьпробирается даже в комнату.

– Я бы предпочла все же, чтобы погодабыла чуть-чуть менее хорошей, – жалобно сказала Бэтла.

Лысоватый немолодой оруженосец Фулоныприслушался к чему-то происходящему в коридоре и, перестав пощипывать струныгитары, открыл дверь. В комнату вошла Фулона и сразу за ней Гелата. В розовомфартуке с попугаями, с прихваткой на правой руке, с пышущей жаром шарлоткой нажелезном противне, валькирия золотого копья выглядела совсем по-домашнему. Да иГелата, несшая широкую хрустальную вазу с салатом, вид имела мирный ибезобидный.

Бэтла и ее оруженосец одновременнозанервничали. Синхронные в мыслях и чувствах, оба прикинули, что одной шарлоткии одного салата на всех валькирий и оруженосцев явно маловато. Пламя волчьегоаппетита этим не погасить. Как бы хорошо Фулона ни готовила, она не так частопринимает гостей, чтобы представлять, сколько может съесть такая толпа.

– Я сбегаю в магазинчик, а? Сыра там, колбаски! –нетерпеливо предложил оруженосец.

– Только не докторской, а лучшекакой-нибудь телячьей, – капризно сказала Бэтла.

– Почему?

– Да мне вот иногда в голову приходит,что докторская колбаса делается из врачей и вообще в широком смысле из медиков,а это чуток на психику давит. С телячьей там хотя бы понятнее.

– Сообразим! – кивнул оруженосец и,не дожидаясь согласия, исчез.

Обиженный крик Фулоны: «Стой! Будет ещегорячая картошка!» пришелся уже в пустоту.