Медленнее, ниже, нежнее… - Татьяна 100 Рожева Страница 65

– Люблю, – честно ответила я. Неплохо было бы еще покраснеть, хотя в сером свете эта отрыжка девственности все равно пропала бы неоцененной.

– А ты? Вкусная? – он уже разливал вино по земляничным чашкам, сверля меня проникновенным взглядом опытного самца.

«О! Тёпленькая пошла», – подумала я и томно ответила:

– Смотря, что ты любишь.

– Теплую водку и потных женщин – не люблю, но потных от секса со мной – очень даже!

Нет, это мы слишком быстро поскакали с нашим конем на подтяжках: в дело уже пошли шутки прошлого века. Я посмотрела на его животик, так удачно прикидывавшийся прессом, и ниже, где через брюки просматривалась несимметрично упакованная пара яичек.

– Смотри мне в глаза, – усмехнулся он.

Я почувствовала на спине несколько несанкционированных мурашек. Этого еще не хватало!

– И много ли потных француженок осталось лежать под Бородино, то есть под Лилем? – Бестактность моего вопроса призвана была проткнуть надувающийся пузырь возбуждения.

– Да я тебя умоляю, Танюш! Какие француженки! Если бы ты приехала туда и посмотрела на весь этот ужас на улицах, в одежде, лицах, фигурах, тебе бы стало меня по-настоящему жалко.

– Это что же, распиаренные француженки так уж плохи?

– Вот именно что распиаренные… Я специально искал «настоящих француженок». Видел несколько раз – фигурка, прическа, походка, ножки в туфельках – все супер, глаз оторвать не мог! Но в основном, это дамы за 50 или около того и их совсем мало в толпе арабов и прочей приезжей бесформенной массы. Так что безнадега жуткая там в этом смысле, особенно после наших баб. Так тоскливо иногда становится. Я, представляешь, как-то даже от тоски купил себе резиновую бабу… попользовал разок и выбросил на помойку. Ты бы знала, какая она противная…

– А почему не проститутку? Хоть живая. Разве не лучше?

– Может, и лучше. И даже дешевле. Но меня никогда не вдохновлял продажный секс.

– А подружки?

– Была одна. Португалка. Но вдохновение меня покинуло, когда она на коленях стала замуж за меня проситься…

– Ух, ты! – впечатлилась я. – Интересно, чем её так покорил малобюджетный российский ученый?

Я чувствовала себя дояркой, подставившей ведро своего любопытства под струю откровений самца с лучшей потенцией в стаде. Он слегка откашлялся, в голосе появился густо-синий бархат, а в глазах поволока. Сейчас будут стихи, – догадалась я и не ошиблась.

– Когда венецианский дож сказал ей:

дашь или не дашь?

Она почувствовала дрожь,

потом превозмогла мандраж.

Она тирану уступила,

он был настойчив, как таран,

Он был вынослив, как стропила,

и ей понравился тиран.

А было время Возрожденья,

народ был гол и не обут,

Но ведь теряешь убежденья в момент,

когда тебя ебут…

Прошу прощения за глагол, но из песни слов не выкинешь, как говорится.

Что-то в нём действительно влекло и щекотало. Грамота «за достижения в области оргазма» явственно прочитывалась на его спортивно-научном лбу. Непременно в золотой раме, с проволочной петелькой для гвоздя и рухнувшим забором подписи главного члена.

– А мне это кажется несправедливым! – вдохновившись прозвучавшим глаголом, высказалась я.

– Что именно, Танюш?

– Мужчина с хорошей потенцией считается явлением со всех сторон положительным. Здоровьем, стало быть, пышет, ориентация устойчивая, и даже если есть пара минусов, так это тоже плюс. Все его хотят, а некоторые гражданки даже на коленях просятся замуж. Женщину же с аналогичными душевными качествами как только не обзовут. И где, спрашивается, обещанное равенство и блядство? – Меня явно занесло, но тема в стенах, я бы даже сказала «в застенках» научного учреждения звучала особенно свежо и неизбито.

Лицо гостя сделалось задумчивым. После таких слов надо было или валить меня на крепкий стол с инвентарным номером на левой задней ноге, соответствуя грамоте в раме, или, как ни в чем не бывало, продолжать приличную беседу. Осторожный Владимир выбрал второе. И компот. И правильно. Опыт не пропьешь…

– Если ты подумала, что у меня все время стоит – таки нет! Такое – это уже болезнь приапизьм называется, если память не изменяет. А я – здоров. А что касается хронически желающей женщины, то только такие и есть нормальные женщины! И если у них по тем или иным причинам нет душевного друга для удовлетворения плоти, они очень грустят. И я-то знаю, что нет ничего на свете прекрасней, чем только что хорошо оттраханая баба! А о равенстве – забудь! Не было его никогда и не будет. Про блядство – молчу: от него никуда не денешься…

Душевная беседа явно заладилась. В покинутом начальством академическом заведении, под ритмичное чавканье дождя за окном она могла быть бесконечной как ещё до обеда работающий космос на мониторе.

– Знаешь, я тоже замечала эту прямолинейную до обидного зависимость, – поделилась я воспоминаниями. – После хорошего секса настроение чудесное, энергию девать некуда, небо голубое и люди все замечательные вокруг! Мировая гармония в чистом виде. Хватает дня на три, а потом опять надо! Кто ж такое выдержит?

– Не соглашусь с тремя днями! Опять же из моих личных воспоминаний: я португалку пользовал три раза на дню, пока она про свадьбу не затянула. Дальше настал полный штиль. Мужская потенция – штука еще более зависимая от всего, чем может быть, даже ваш женский оргазм! И у меня, бывало, ну не вставал! Или кончал, ещё толком не начав.

Мужская манера говорить о своём члене в третьем лице меня всегда забавляла. Вот двоечник! Ушёл с урока до звонка! Женщина никогда не скажет о своей гениталии: «ну она у меня вчера разошлась». Потому как женщина со всеми частями своего организма – единое целое. Налицо – критическая разница между полами по линии словоупотребления.

Гость обнял земляничную чашку двумя пальцами и, прикрыв глаза, сделал глоток. Я повторила. Во рту сделалось кисло и тоскливо.

– Ну как тебе вино? – спросил он, выждав, пока я как следует прочувствую угощение.

– Нуда…Разница есть… – соврала я. Никакой разницы с похожей жидкостью, разлитой, например, на ликероводочном заводе № 8 в г. Ступино, я не ощутила, и от этого мне стало еще тоскливее.

Тупым столовским ножом я распилила пополам пирожок невыясненного содержания. Из раны выглянули родственники моих влюбленных тефтелек. Тема любви сама вываливалась отовсюду.

– А где сейчас твоя португалка? – спросила я.

– Португалка, где не знаю. Со своими тремя детьми, наверное… да и не хочу я ее… в смысле видеть. Что другое – да. А видеть не хочу.

– Вот. Типично мужское отношение!

– Разве?

– Да нет, вообще-то. Я за собой тоже замечала такой подход к людям. Думаю, ты, давай, двигай бедрами и не отвлекайся. И вот не надо мне потом ничего рассказывать ни про девушку свою, ни про маму, ни про то, как вчера Миха упился.