Гризли - Галина Чередий Страница 44

Я даже не ждал ее возвращения сегодня. Надеялся, да, но отдавал себе отчет, что это почти нереально. Дурная погремушка обязательно должна же была какое-то время демонстрировать (не мне — себе) правильность своего бесполезного решения свалить от меня. Типа не судьба нам, ага. Тоже мне провидица. Трусиха просто, но не мне ее винить. Лучше время с пользой потратить на поиск других виноватых.

Явление пьянючей Роксаны после полуночи стало сюрпризом. Приятным, несмотря даже на то, насколько дерьмово пошло дальше. Не понимаешь ты еще, бестолковка, что неспроста тебя ко мне принесло, стоило только глаза залить. Ко мне. Не куда-то, все равно к кому, лишь бы назло, лишь бы «я свободна» заявить самой себе. И даже не к этому недодругу, что сто пудов и попер тебя напаивать. Урод. Зашибу. Ты ко мне пришла. По той же причине, по какой и меня бы вдатого к тебе бы неминуемо притянуло. Как только шибко много надумывающие шестеренки вырубаются, на первый план выходят истинные желания.

Плохо, что я, дурака кусок великовозрастный, позволил тебе себя все же спровоцировать в какой-то момент. Знаю же уже прекрасно эту твою способность ковырнуть в самую точку больнее некуда, вытащить так из любого самую глубинную муть, и даже если и нет ее, то ослепить бешенством хоть ненадолго. Знаю, но поддался. Уж больно для меня ценной была эта наша последняя ночь. Такие, как она, — чистой воды откровения, я это всем нутром, до печенок, до чертовой ДНК прочувствовал. Она была… слов никаких не подберешь. То самое. Из такого не возвращаются. Нельзя. Невозможно в принципе.

Я только успел отключившуюся Роксану на диван переложить, как в дверь опять замолотили. Ясное дело: засранец примчался пропажу искать.

— Она у тебя, я знаю! — Депутатский сынок был не намного трезвее моей погремушки.

— А раз знаешь, чего приперся? — Я шагнул наружу, тесня его с крыльца.

— Пусти!

— С хера ли?

— Я должен знать, что с Рокси все в порядке!

— Она у меня. Значит, в порядке.

— С чего я тебе должен верить?

— Да срать мне, чему ты там веришь или нет. Вали отсюда. Папе вон опять нажалуйся. Заодно и поведай ему, как ты, друг сучий, допустил, что она не пойми с кем никакущая сюда ночью добиралась.

— Я на минуту отошел.

— На минуту отошел, а она в чужую тачку села. Слава богу, доехала. Сама. Ко мне. Выводы делай и вперед, дорога на хер всегда без пробок.

— Она домой приехала, а ты небось силой ее к себе заволок, урод! Я знаю все! Она мне все рассказывала с самого начала. По тебе тюряга плачет. Прячешь ее ото всех, чтобы не одумалась и заяву на тебя не накатала.

— Если ты себя этим утешаешь, то ты жалкое чмо. Рокс там, где сама быть захотела.

— Она ушла от тебя. Ко мне. Со мной.

Он от усилия донести до меня, какой я неудачник, аж на цыпочки привставал, кулаки сжимая. Чисто детсадовец, следующая стадия — упасть на спину и ногами задрыгать, вереща «да-а-ай!».

— Моя девочка пошла проветриться. Погуляла и вернулась.

— И это я-то после этого жалкое чмо? Ты, значит, нормально относишься, что она гуляет от тебя, а ты все сглатываешь и принимае…

Я сгреб говнюка за грудки, поднял над землей и шарахнул лопатками об стену. Кости не сломал, но дух вышиб.

— Друг, да? Друг, что мелет о ней такое?

— Не о ней! Я ее любую принимаю. О тебе, — хапая воздух, просипел гад.

— Не принимаешь ты ее, а с рукой протянутой стоишь, в надежде, что еще хоть чуть обломится. Не обломится. Не теперь, когда она со мной.

Наглый визитер посопел, сверля меня нисколько не впечатляющим злобным взглядом. Оттолкнул от себя мои руки, а я и отпустил. Мараться еще.

— Ты налажаешь. Все лажают, — процедил он сквозь зубы, отдышавшись. — А я подожду, ясно? Я молодой, мне не к спеху. Рокси все равно знает, что я у нее есть, как ни пойди.

Как же мне хотелось сейчас ему врезать. Прям отмудохать, выпустить на долб*ба всю досаду от своего же уже случившегося косяка. Я ведь уже налажал. Надо было спать ее уложить, спеленать, выслушать все, что вывалит, пока пена не осядет. Но не выдержал. А вот с этим выдержу. Ведь кое в чем он прав. Он есть в жизни моей погремушки. Прописался в ней раньше меня, пролез, таракан хренов. За таким гоняться и пытаться тапком прихлопнуть — себе же хуже делать и Рокс давать лишний повод взбрыкнуть. Противно, а придется если уж не дружить, то терпеть.

— Хорошо, что у нее есть теперь нас двое, — сказал, как за кишки себя потянул. Тоже мне повод для радости.

— Что? — вскинулся парень, неверяще уставившись на меня.

— Я ее мужчина, ты ее друг, перестанешь барагозить на меня и втравливать Рокс во всякое говно и позволять ей гробить свое здоровье, и я готов… тебя терпеть.

— Типа осчастливил, — скривился он в ответ. — Никто ей не указ, не обольщайся.

— Просто ссышь, что без всех этих ваших загулов и шараханий по крыше ты ей и не интересен будешь? Больше-то вас ничего и не связывает.

— Да ты не мни о себе до хера, мужик. Я тот, к кому она всегда возвращается, потому что я ей все равно что дом родной. Я тот, кто ее любую знает. Не судит. Морали не читает. Жизни правильной не учит. Я ей дышать даю.

Дом родной. Ну как тут не врезать? Но нельзя. И язык зачесался спросить, понятие хоть этот знаток имеет о том пидоре Толике. Но это тоже нельзя. Это то, что Рокс, зуб даю, мне одному доверила. Это наше с ней, и даже этому «дому» туда хода нет и не будет.

— Слышь ты, дом родной, а как насчет не лаяться, а объединиться и порешать ее проблемы с этим неотцом? Или ты считаешь, что это нормально, что он ее выкинул без копейки?

— А-а-а, вот оно что! — злорадно оскалился он. — Чё, разнюхал, что за Рокси деньжата семейные немалые имеются? Уже губу на них раскатал?

Нет, не выйдет у нас с тобой, мудила, ничего. Взяв его за шкирку, я поволок брыкающегося пьяного идиота к калитке.