Он и Я - Елена Тодорова Страница 40

Все это время дистанция между нами с Гордеем сохраняется. Я в каземате своих непреоборимых безумных желаний бьюсь, словно птица в клетке. Сердце огнем горит, толкает к безрассудству. Но, как ни странно, именно оглушающая масса этих полуидентифицированных эмоций впервые в жизни требует от меня быть осторожной. Опять же далеко не всегда… Бросаюсь из крайности в крайность. То отчаянно провоцирую Таира, то поспешно от него улепетываю.

Помимо всего прочего, во мне в непомерном количестве присутствует гордыня. После того как Таир заверил, что ничего нет и быть не может, стремлюсь, конечно, доказать обратное… И обязательно докажу! Лишь бы добиться своего!

Только ли в этом дело? Конечно, нет.

Одно знаю точно — беде быть. И что? Все равно гребу против течения навстречу.

Во Франкфурте нас обоих спасает то, что наедине мы остаемся лишь для того, чтобы переночевать. В остальное время водит меня мой «хеарр» по местам былых и будущих свершений. В девяти из десяти случаев я даже примерно не понимаю, чем мы занимаемся. Порой кажется, что бессмысленно бродим по улицам. Я рассматриваю витрины магазинов и бесконечно бубню о всякой ерунде, пока Тарский вдруг не объявляет, что вопрос решен.

Какой вопрос? Когда? Зачем?

— Я все еще бешу тебя? — интересуюсь периодически.

— Очень.

— Отлично! Ты меня тоже.

Иногда просыпаюсь среди ночи и крадусь в темноте к нему на диван.

— Не прогоняй, — обычно начинаю с требования. — У меня во сне двойное ранение случилось. В голову и в сердце. Могу быть агрессивной. Могу — контуженно-милой. Выбирай.

Он ничего не говорит. Молча отворачивается к стене. А молчание Тарского — это всегда «да». Забираюсь под одеяло и, конечно же, варварски посягаю на его тепло и силу. Прижимаюсь к спине, захватываю руками и ногами, льну к горячей коже щекой, вдыхаю запах и спокойно засыпаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мечтаю о том времени, когда нам вновь придётся переезжать, и надеюсь, что там будут какие-то особые условия, которые вынудят его постоянно спать со мной в одной постели.

Каждый раз, когда Тарский посреди какого-нибудь мероприятия неожиданно пропадает, дико волнуюсь. И главное, каждый раз оказываюсь к этому неготовой. В какой-то момент оборачиваюсь, а его нет. Отсутствует он всегда не дольше десяти-пятнадцати минут, будто умышленно по таймеру время выдерживает. А я за эти минуты умираю от беспокойства. Сохраняю улыбку, только потому что он меня этому научил. Со слов Гордея следует, что в любой компании, где появляется наша пара, я должна держать максимум внимания на себе. Это позволяет ему оставаться незаметным и пересекаться с какими-то людьми. С кем и зачем — не говорит! А я не решаюсь активно строить козни. Неохота следующий вечер сидеть запертой в квартире. Вот и играю, попутно пытаясь извлекать хоть какую-то пользу.

— Привыкну я, милостивый господин, к праздной жизни, — в конце очередного дня со вздохом откидываюсь рядом с Тарским на подушку. — Ножки от танцев гудят.

Сегодня действую по-другому сценарию. Не пытаюсь придумать, что кошмары мучают. Сразу после ванной на него сваливаюсь. Буду давить на жалость. Вдруг пробьет?

— Может, все же попробуешь дойти до своей кровати и попытаешь спать, как большая девочка?

Вот он вроде спокойно спрашивает, а я улавливаю те самые нотки, которые подают сигналы о штормовом предупреждении.

В моей бедовой голове тотчас зреет новый план.

— Разве что ты меня отнесешь… — предлагаю максимально невинным и ослабленным тоном.

Матрас скрипит… Я прикрываю глаза и, испытывая реальное беспокойство относительно побега рванувшего к горлу сердца, резко захлопываю рот.

Когда Тарский подхватывает меня на руки, обмякаю, словно кукла. Откидываю голову, руки безвольными плетьми до пола свешиваю.

— Переигрываешь, Катенька.

Ах, да он, похоже, издевается! Ну ничего, сейчас доберемся до моей кровати, там посмотрим, кто кого…

Гордей, как обычно, намеревается швырнуть меня на матрас и отойти, но я к этому готовлюсь. Как только подходим, спешно вскидываю руки и обнимаю его за шею. Распахнув глаза, встречаю тяжелый взгляд. Ловлю в этом энергетическом бурлении собственное отражение.

— Кажется… — выдыхаю едва слышно. — У меня сейчас случится приступ.

— Какой приступ, Катенька? Хитрости? Или, может, дурости?

— Инфаркт.

— Что ты говоришь, — без какого-либо выразительного интонирования.

Ничуть не удивлен. Бровь скорее с издевкой поднимает. Решаю, что нагнать немного страху не помешает.

— Давление подскочило. Сердце вылетает. Пульс зашкаливает. Умираю. Караул!

Таир щурится, втягивает и прикусывает губы изнутри. Вдыхая, кивает и опускает руки. Я хоть свои и не разжимаю, ногами соскальзываю. К чему угодно готова, только не к тому, что Тарский, как только ступнями коснусь пола, сдерет с меня пижамные шорты. Дотягивает до колен, а дальше они сами приземляются. Трусов на мне нет, следовательно, сразу же оказываюсь с голой задницей.

Не замечаю, в какой момент оказываюсь прижатой лицом к матрасу.

Жесткое давление на затылок. Беспомощный приглушенный вскрик. Мурашечное скольжение горячей и грубоватой ладони вниз по оголившейся спине. Резкий и жгучий шлепок по ягодицам. Свобода.

Именно так, рывками воспринимаю происходящее.

Как только в полной мере осознаю свою способность двигаться, резко разворачиваюсь к Тарскому лицом. Хочу взглядом прожечь и разразиться бранью. На деле успеваю поймать одну крошечную вспышку провидения, прежде чем в сознании случается помутнение. Потому как Гордей забирается ко мне на кровать. Следующим нетерпеливым движением беспардонно избавляет меня от майки.

Господи… Черт возьми…

Не успеваю препятствовать, когда он раздвигает мне ноги и, толкая ладонями в стороны колени, устраивается между моих бедер. Прикрытый боксерами член сразу же давит мне на промежность, и я шиплю, будто от боли. Конечно же, ощущение диаметрально противоположное. Меня трясет от стремительно сгущающегося удовольствия.

Никто из нас не произносит ни слова. Тарский просто начинает двигаться… Скользит между моих половых губ. Вверх, задевая клитор, и по той же траектории обратно. Амплитуда, ввиду моих анатомических особенностей и его упорного нежелания снимать белье и входить во влагалище, небольшая. Но она столько ощущений дарит! Распаляет внизу моего живота пожар. Добывает не только огонь, но и влагу.