Игрек Первый. Американский дедушка - Лев Корсунский Страница 39

Глюк обреченно вздохнул, озабоченный лишь одним: не выдать своей радости.

«Таких хитрецов, как я, земля еще не рождала, — втайне ликовал он. — Вот в чем мое призвание!»

— Ладно уж, если хочешь… Но где?

2.

Место для проведения психологического эксперимента нашлось. Родители Ирины пропадали на работе, а бабушка целыми днями пребывала в дреме. Смотреть старушечьи сны про безрадостную колхозную жизнь при Сталине юной барышне было тягостно. Почти всегда в них присутствовал омерзительный скотоложеский мотив: бабушка предается плотской любви со здоровенным хряком.

Впервые увидев это безобразие, Ирина возмутилась. Своих претензий она бабушке не выказала, но относиться к порочной старушке стала хуже. Даже то, что та рано овдовела, не оправдывало скотоложницу в глазах моралистки, так же, как и то, что в действительности секса с кабаном могло не быть.

Невольно проникнув в сновидения своих родителей еще отроковицей, Юля испытала столь сильное разочарование, что переименовалась в Ирину. Фамилию она оставила прежнюю.

С тех пор кроха избегала смотреть сны близких, опасаясь увидеть в них какое‑нибудь непотребство.

* * *

Впервые узрев в пионерском лагере сон закадычной подружки Верочки, маленькая Юля ужаснулась своей испорченности, не догадавшись, что сновидение чужое.

Сюжет начался со случки двух собак. Приблизившись к ним, девочка разглядела, что перед ней отнюдь не животные, а невинная в реальной жизни Верочка с баянистом Богданом. Когда после отбоя в палате гасили свет, девочки путали друг друга гигантским половым членом музыкального работника. Об этой интимной подробности первой узнала та же Верочка. Ей посчастливилось увидеть голого Богдана в дырочку, проделанную для этой цели в мужском душе.

В давнишнем сне, занимаясь собачьей любовью, баянист гнусно стонал от наслаждения и приговаривал:

«У кого одно яичко? У меня одно яичко? Сейчас я тебе покажу, сколько у меня яичек!»

Изо рта бедной Верочки то высовывался, то прятался розовый предмет, похожий на язык. Присмотревшись к нему, Юля поняла, что это чудовищная пися Богдана.

«У кого одно яичко?» — мстительно прорычал баянист.

Верочка давилась, но не могла ответить, потому что рот ее был занят детородным органом баяниста, проткнувшим все ее тело.

Каким-то образом Богдан ухитрялся еще играть на баяне. Во всяком случае, звуки его любимого «Танца маленьких лебедей» (называемом им «Танцем маленьких блядей») сопровождали истязания Верочки.

Тоненьким голоском евнуха, совсем не присущим ему в жизни, баянист по-оперному запел:

«Делай минет! Делай минет!»

И что самое ужасное: целомудренная Верочка стала делать эту пакость.

* * *

Постыдный сон ошарашил девочку. Она не сомневалась, что под луной в нас пробуждаются дремлющие днем чудовища. В отличие от подружек, мальчишками Юля мало интересовалась. Поэтому расценить отвратительное сновидение как подавленное желание, вырвавшееся ночью на свободу, она не могла. Страхи?

Хрупкая балетная девочка, которая во сне столь безобразно озвучила «Танец маленьких лебедей», испугалась самой себя.

Утром свеженькая куколка Верочка с невинным видом сообщила Юле:

— Ты знаешь, у Богдана одно яичко!

— Знаю, — вырвалось у Юли.

— Откуда?

Балерина пожала плечами. От стыда ее личико превратилось в помидор.

— Это носится в воздухе.

* * *

Все сны, снившиеся Юле в то лето в пионерском лагере, были связаны с мальчиками. Частенько, отправляясь в школу, эти загадочные существа по рассеянности не надевали штанов. Даже в романтических снах, похожих на индийское кино, мальчишки забывали застегнуть ширинку, и в нее выскакивало то, чему надлежит быть сокрытым от посторонних глаз.

Дневная индифферентность Юли к сильному полу компенсировалась сексуальной маниакальностью ночью. С детского сада Юля влюблялась в девочек. В то лето она грезила о Верочке. В любовных фантазиях балерины не было даже намека на секс. Девочки всего лишь обменивались невинными поцелуями. Такое случалось и наяву.

Иногда, как в случае с единственным яичком баяниста, мечтательница узнавала из неприличных снов то, о чем раньше не имела представления. Впоследствии факты подтверждались.

Идеалистка готова была уверовать в чудо, но однажды Верочка доверила Юле последний сон, поразивший девочку тем, что она впервые испытала невыразимое блаженство. Сон был совсем незатейливый.

Учитель географии, по которому Верочка вздыхала, вызывает ее на уроке к доске и протягивает указку. Ничего не подозревающая школьница берет указку и видит, что это пиписька географа. Незаметно для однокашников Верочка помещает так называемую указку себе между ног. И сразу же испытывает любовный восторг. Учитель, пребывая на расстоянии нескольких метров от шалуньи, укоризненно грозит ей пальцем. Вернула ли Верочка после случившегося любимому учителю его детородный член, осталось неясным.

Сон, вызвавший у Юли злые слезы ревности, от милого ее сердцу создания она, конечно, скрыла, хотя считала распутницу виновной в своем ночном кошмаре. Но после того, как Верочка с воодушевлением поведала ей тошнотворную историю про оторванный пенис, замаскированный под указку, разумная девочка смекнула, что два одинаковых сна не могли родиться в одной голове. И расстроилась еще пуще: сны очаровательной Верочки свидетельствовали об ее подавленных желаниях, а места самой Юле в них не находилось.

Только у одной девочки из всей палаты, по имени Вика, Юле удалось подсмотреть сон, не исключавший сродства их душ.

Вика была чемпионкой лагеря по тройному прыжку. После унылого сновидения, в котором спортсменка, обернувшись кенгуру, всю ночь бодро скакала по колхозным полям, балерина наконец-то узрела и себя. Вместе с Викой они танцевали в «Лебедином озере», причем в роли Одетты выступала Вика, а в роли Принца — Юля. С таким распределением ролей созерцательница, скрепя сердце, могла бы согласиться, если б не явные мужские признаки в облике Принца, включая позорно разросшееся причинное место.

После этого сна на все знаки внимания Вики Юля отвечала оскорбительной холодностью. Пусть поищет другую девочку с гадким половым членом!

Божий дар, превратившись в проклятие, стал приносить Юле сплошные огорчения. Несколько пылких романов балерины с мечтательными худосочными девицами кончались разрывом после того, как она узнавала их изнутри. В своем кругу созерцательница чужих снов прослыла взбалмошным существом, пугавшим подружек своей непредсказуемостью.

Вскоре своевольная Юля сделалась Ириной.

Своим возлюбленным она говорила:

«При мне не спать!»

«Почему?» — изумлялись те.

«Задушу!»