Игрек Первый. Американский дедушка - Лев Корсунский Страница 38

Не из‑за его ли присутствия Игрек расчувствовался?

Когда маленькая Ира повернулась к нему спиной, глюк понял, что никогда в жизни больше ее не увидит, то есть она умрет для него, а он — для нее. Так же, как Тина. Недаром душа Ведьмы подает ему знак.

Хорошо, когда не знаешь, что теряешь! Утратив уже две жизни, Долговязый не хотел расставаться с теми, кто населял его третью жизнь.

Душа Тины с нежностью поцеловала Игрека в губы, и соленая влага застлала ему свет.

* * *

Покинуть плачущего человека Ира не могла, даже если он с тараканом. Но и обнаружить его слабость барышне мешало воспитание. Поэтому она сделала вид, что ничего особенного не происходит.

— Вообще-то меня зовут не Ира, — доверительно сообщила прелестница. — А вас?

— Меня тоже, — твердо проговорил Игрек, что потребовало от него усилий. — Не Ира.

— На самом деле я Юля. Так меня назвали родители. А Ирой я назвала себя сама.

— Можно я вас буду называть Ириной?

Девушка с важным видом кивнула.

— Приятно, что вы не пошли на поводу у моих родителей.

На языке у Ирины вертелся опасный вопрос: «Кто вас назвал Игреком?» Страх услышать в ответ: «Мой врач» — увел ее в сторону.

— Там, где вы живете… — изысканное воспитание мешало Ирине назвать обиталище чувствительного юноши.

— В психушке! — помог ей Игрек.

— Там не найдется для меня местечка?

— Чем вы страдаете? — осведомился душевнобольной со всепонимающей миной, свойственной доктору Ознобишину.

Ирина в задумчивости переспросила:

— Страдаю? Разве у вас живут только те, кто страдает?

— Обязательно нужно чем‑нибудь страдать, — авторитетно заверил девушку опытный псих.

— Разве нет сумасшедших, которые не страдают, а радуются?

Игрек вынужден был признать правоту мечтательной барышни.

— Все равно какой-то бзик у сумасшедшего должен быть!

— Бзик у меня есть! — Ирине жаль было расставаться с потаенным, но она предвидела радость от совместного владения ее тайной. — У меня такой бзик, что только держись!

— Годится не всякий! — с осторожностью заметил Игрек, опасаясь разочаровать девушку тем, что она вполне нормальна. — У здоровых людей тоже бывают бзики. У одного, например, была привычка спать в одной постели с курицей. Но его к нам не приняли.

— А он хотел? — удивилась Ирина.

— Его привела жена.

— С курицей может спать только сумасшедший! — глубокомысленно изрекла Ирина.

— Ты бы посмотрела на его жену! — Игрек незаметно перешел на «ты». — Нормальный с ней спать не станет.

— Кого еще не приняли в ваш дурдом? — Ирина всерьез озаботилась устройством в психушку, хотя никогда прежде об этом не помышляла.

— Жена привела к нам мужа… скотоложника.

— Та же самая?

— Другая. Тот дядька с курицей просто дружил.

Скользкая тема не смущала кроху, столь велик был ее интерес к вывихам сознания, но этикет требовал уточнения:

— Вам неприятен этот разговор?

— Приятен. С тобой… Ты меня называешь на «вы», потому что я сумасшедший?

Ирина устыдилась, что ее заподозрили в подобной низости.

— Я сама такая!

— Тогда мы должны перейти на «ты».

— С удовольствием, — улыбнулась Ирина, польщенная тем, что ее причислили к братству сумасшедших. — Скотоложник был настоящим? Он предавался пороку не только в своих мыслях?

— Дядька жил со своей собакой как с женой.

— А с женой — как с собакой?

— Чтоб доказать скотоложество, жена принесла к нам в Воробьевку щенков от этой суки.

— Она хотела сказать, что их отец — ее муж?

— Тетка уверяла нашего доктора, что щенки похожи на него.

Ирина оборвала смех, вспомнив, что смеяться над чужой бедой нехорошо.

— Чем это кончилось?

— Жену оставили в Воробьевке.

— А скотоложник преспокойно вернулся домой?

— В том-то и дело. Наш доктор (в который раз уже Игрек вспомнил Ознобишина!) сказал, что мужик был не настоящим скотоложником. Он делал вид, что живет со своей собакой, чтоб насолить жене. И свести ее с ума. Но вообще-то щенки на самом деле были на него похожи.

— О! — только и проронила Ирина под впечатлением нешуточных страстей, бушевавших в желтом доме.

Белолицый Игрек порозовел от гордости за свой приют: не на помойке обретается!

* * *

Долговязый рассказал девушке лишь о своем загадочном недуге: потере памяти, умолчав об удивительном даре внушения.

В ответ Ирина поведала глюку о своей тайной радости.

Она видит чужие сны.

Пришел черед Игреку воскликнуть: «О!». Таких глюков в Воробьевке еще не видели.

Недоверчивая улыбка дылды задела Ирину.

— Ты мне не веришь?

Игрек глуповато ухмыльнулся.

— Ты спишь рядом с другим человеком… — начал он.

Сумасшедшая барышня не терпела пошлостей.

— Я ни с кем рядом не сплю! В одной комнате со мной спит человек. А я сижу с закрытыми глазами. И вижу все его сны.

Игрек с умным видом изрек:

— Почти всегда мы не помним наших снов!

— А я помню. Чужие. Даже когда спавшие ничего не помнят.

— Как же ты узнаешь, что видела их сны, а не свои собственные? — глюк уел Ирину.

Подозрения в шарлатанстве кроха не вынесла.

— Узнаю, не беспокойся! Вы все в Воробьевке такие сумасшедшие?

— Не надейся, тебя к нам не возьмут!

— И слава Богу!

* * *

Перебранка, достигнув предела, за которым следует мордобой, неожиданно улеглась, завершившись миром.

Первым прыснул Игрек:

— Я болван!

Ирина подхватила его смех:

— Это я болванка!

Чувство вины из‑за своей скандальности, испытанное обоими глюками, толкнуло их друг к другу.

— Ты правда мне не веришь? — посерьезнев, спросила Ирина.

— Как тебе сказать… — помялся Игрек.

— Но ведь все легко проверить!

— Каким образом?

— Ты спишь со мной в одной комнате, а я сижу рядом…

Игрек изобразил на лице сомнение.

— Ну пожалуйста! — уговаривая дылду, Ирина просительно заглядывала ему в глаза.