Нелюбимая - Екатерина Орлова Страница 32

Тамила

Поздоровавшись с консьержем и показав ему свои документы, я поднимаюсь на Ромин этаж. С каждой цифрой, мелькающей на циферблате над дверью, мое сердце начинает стучать все более гулко. Я пытаюсь анализировать свои чувства, но выходит плохо. С одной стороны, наши с Ромой отношения можно назвать идеальными. Нам так замечательно вместе, что я ног под сбой не чую от эйфории. С другой стороны, я чувствую этот его незакрытый гештальт. Рома не отпустил свою бывшую, и время от времени я так остро ощущаю это, что никак не могу расслабиться до конца и отпустить ситуацию. Я осязаю напряжение, витающее между нами.

Наконец лифт останавливается и я, мысленно произнеся короткую молитву, подхожу к двери Роминой квартиры. Несколько секунд кручу в руке ключ, раздумывая, насколько правильно будет открыть им дверь. Сейчас, когда хозяин квартиры, возможно, дома, и может не захотеть меня видеть, я считаю такой шаг неуместным. Убираю ключ в карман и жму на кнопку звонка. Жду пару минут, потом дверь открывается, и я замираю, хватая ртом воздух. Передо мной Лена в тонком черном пеньюаре, с шикарными локонами, вьющимися по плечам, и макияжем, который, наверное, сделан у профессионала. Она безупречна. Я, конечно, считаю себя красавицей, но точно проигрываю ей в одном. Лена умеет подать себя так, что мужчины наверняка заливают слюнями пол при виде нее, а женщины задыхаются от зависти. Я так точно.

– Привет, – произносит она, окидывая меня надменным взглядом.

– Здравствуйте. А Рома?..

– О, Рома выбежал за шампанским. – Она шире распахивает дверь и отходит в сторону. – Войдешь?

Я мнусь на пороге. Мы обе понимаем, что нет, я не стану заходить и ждать его под уничижительным взглядом его любовницы. Что я в этот момент чувствую? Ничего. Внутри пусто. Там огромная зияющая дыра с острыми краями, которые при соприкосновении с сердцем кромсают его на мелкие кусочки. Жестокий мужчина, никогда бы не подумала о нем так. Вот, значит, как все происходит? Стоит Роме разочароваться в женщине, он прыгает в запасную лодку с именем «Лена» на борту, и отчаливает. Или это я была той самой запасной лодкой? Делаю шаг назад, как будто опасаюсь, что если буду достаточно близко ко входу в квартиру, меня засосет внутрь, и я не смогу выбраться.

– Нет, – коротко отвечаю я безжизненным голосом и, развернувшись, возвращаюсь к лифту.

– Передать что-то? – бросает она мне в спину.

– Нет, – повторяю свой предыдущий ответ.

– Ну, как знаешь, – произносит Лена, и я слышу, как позади закрывается дверь.

Я плохо помню, как покидаю его дом. Кажется, прощаюсь с консьержем, мне даже удается ему улыбнуться. Потом я дохожу до угла дома, сворачиваю за него, и меня скручивает спазмом в животе. К горлу мгновенно подкатывает тошнота, и я едва успеваю добежать до ближайших кустов, как выворачиваю скудное содержимое желудка. Спазмы медленно стихают. Из глаз льются слезы. То ли от того, что меня рвало, то ли от горечи моего положения. Я испытываю поганое чувство дежавю, которое душит меня, оплетая шею тугой удавкой. Картинки перед глазами сменяют одна другую: Вадик в постели с моей подругой, Лена в пеньюаре – и так по кругу.

Присев на невысокий заборчик палисадника, я вызываю такси и еду к Асе, чтобы позволить себе выплескивать чувства, не рискуя быть увиденной чужими людьми. Мне снова нужно менять место работы, потому что я не хочу сталкиваться с Ромой. А как же быть с квартирой? Он ведь знает, где я живу? Мне приходится одернуть себя. Какого черта вообще? Разве я в этой ситуации поступила плохо? Я не сделала ничего неправильного, а потому мне и прятаться нет повода. Только вот надо внести в черный список Рому во всех соцсетях и в телефоне, потому что слышать его я точно не имею ни малейшего желания.

Следующая неделя – это сущий ад. У меня море работы, но даже она не помогает справляться с эмоциями. Я слушаю счастливые истории любви своих клиенток, и мне хочется наложить на их лица пилинг позабористее, чтобы он выжигал их кожу, и они не могли делиться со мной своим счастьем. Клиенток же, у которых проблемы в личной жизни, мне хочется обнимать, жалеть и наливать им коньяк, а потом рыдать вместе с ними и пьяно восклицать: «Как я тебя понимаю!» Когда же рабочий день заканчивается, желание выть усиливается во стократ. Потому что дома слишком пусто, все в квартире напоминает о нем. Рома как будто специально оставил на спинке моего дивана свой пиджак, и теперь я, как токсикоман, откидываюсь на спинку, закрываю глаза и дышу глубоко, чтобы почувствовать тонкий аромат его туалетной воды. В такие моменты я представляю себе, что все хорошо. Что мы все еще вместе, и он просто, например, еще не вернулся с работы. Все это я делаю не потому что мазохистка, а потому что это дает маленькую передышку моему бедному истерзанному сердцу. Несколько минут такой дурацкой медитации – и я снова могу полноценно дышать. Сам пиджак не трогаю. Он у меня только того что не обнесен полицейской сигнальной лентой с надписью «Не пересекать». Я приближаюсь к нему не ближе, чем на двадцать-тридцать сантиметров, словно боясь ухудшить свое состояние.