Серебряное пламя - Сьюзен Джонсон Страница 29

На следующее утро Хэзэрд и Блэйз отправились в Елену, где у них был свой дом. На законодательной сессии штата процветали грубая корысть и откровенное лоббирование; Хэзэрд прихватил с собой изрядное количество денег, чтобы повлиять на тех, кто мог помочь его делу. А состояло оно в том, что на протяжении ряда лет предпринимались попытки ограничить индейские резервации, и в прошлом году, например, площадь резервации Блэкфут уменьшилась более чем в пять раз, что привело к резкому сокращению пастбищ для скота. В этом году был внесен законопроект об уменьшении площади резервации племени Абсароки, и Хэзэрд собирался предотвратить его принятие. Подобные законопроекты пытались протащить и раньше в 1879, 1882, 1884 годах с помощью денег и силового давления, но благодаря влиянию Хэзэрда и его богатству их удавалось провалить. Он был близко знаком с конгрессменами в Вашингтоне, так же как и с чиновниками из министерства внутренних дел. При необходимости он и Блэйз переезжали в свой дом в Вашингтоне и бились за то, чтобы провалить ущемляющий интересы его племени законопроект.

До сих пор резервацию Абсароки не трогали, но в этот год давление со стороны скотоводов, владельцев железных дорог и лесоторговцев было особенно сильным. Земли у семейства Брэддок-Блэк и запасов полезных ископаемых было более чем достаточно для их процветающего клана. Но остальные кланы в резервации нуждались в дополнительной поддержке, и поэтому Хэзэрд и Блэйз проводили месяцы на законодательной сессии в Елене.

В политической жизни штата Монтана не было никакой демократии; люди с деньгами и влиянием довольно легко добивались принятия нужных им законов. Единственным ограничением было вмешательство конгресса США, который мог воздействовать на местные власти. Но это случалось редко, потому что у федерального правительства хватало собственных забот, и конгрессменам было не до вмешательства в деятельность местных властей. Поэтому законодательные сессии в Елене характеризовались кумовством, продажностью и склонностью к предоставлению монопольных прав.

Корыстные интересы властей существовали отнюдь не только в Монтане. Бесцеремонные и бесстыжие бароны американской промышленности скупали все и всех. Это было время Моргана, Карнеги, Рокфеллера, Форбса, время неконтролируемого промышленного роста и процветания социал-дарвинистского принципа «цель оправдывает средства». Эти капиталисты произносили красивые фразы о чудесах конкуренции и свободной торговли, подписывая в то же время монопольные соглашения. Корпорация «Стандарт Ойл», к примеру, начала скупать богатые медью рудники в Монтане, чтобы потом установить монопольные цены на нее.

В контексте капиталистической теории, заключавшейся в короткой фразе «к черту эту публику», усилия Хэзэрда в Монтане, предпринимаемые для того, чтобы спасти племя Абсароки, представлялись только маленьким сражением и чудовищной кампании, исход которой предрешен. Важны были деньги. За деньги покупали голоса избирателей, землю, чтобы затем защитить границы и акции компаний, чтобы влиять на политику. Поэтому Хэзэрд и Блэйз отправились на личном поезде в Елену, пообещав вернуться в конце недели.

Валерия решила посетить Хириама Ливингетона под предлогом размещения в его газете объявления о благотворительном ежегодном базаре. Зная, что, забросив собственную жену, он проявляет повышенный интерес к женщинам, она оделась в платье из фиолетового бархата, отделанного горностаем. Фиолетовый цвет лучше всего подчеркивал цвет ее глаз, а белый пушистый мех горностая, по мнению Валерии, вызывал желание погладить его.

Хириам по достоинству оценил выбор одежды.

— Мех горностая делает вас похожей на королеву, — сказал он, провожая Валерию в свой офис.

С обольстительной улыбкой она поблагодарила Ливингстона голосом пай-девочки, который действовал безотказно на этих старых повес. За чаем, который принес клерк, они обсудили объявление о благотворительном базаре. Но, когда в ответ на его предложение попробовать торт Валерия сказала: «С удовольствием», он задержал на ней взгляд дольше, чем это было необходимо, и стал размышлять о том, чем можно было бы заняться с очаровательной мисс Стюарт помимо решения деловых вопросов.

Хотя Ливингстону было за шестьдесят, он был крепок — в отца — и собирался прожить до девяноста лет. И так же, как и его отец, третья жена которого родила детей, когда ему было за семьдесят, владелец и главный редактор «Горного ежедневника» наслаждался здоровым сексуальным аппетитом. К счастью, приют Лили всегда был под рукой, потому что его жена, которой было сорок, потеряла для него какую-либо привлекательность с десяток лет тому назад. Абигел была толстой, склонной к дискуссиям на тему о спиритизме и мистике, рьяно лечила свои многочисленные болезни, что оставляло ей мало времени на что-нибудь иное. У них было четверо служанок, экономка, два садовника и четверо грумов. Поэтому за Абигел хорошо ухаживали, а свободное время Хириама принадлежало только ему.

— Вы говорите, дорогая, что у вас не хватает кулинарных способностей, чтобы готовить вкусный торт к чаю. Откровенно говоря, я поражен, что вы видите в них необходимость.

— Как, сэр, разве не следует каждой молодой женщине уметь заботиться о будущем муже? — Брови Валерии приподнялись на слове «заботиться», подчеркивая иной чувственный смысл.

Наклонившись вперед, Хириам похлопал ее по руке, которая словно случайно оказалась на покрытом португальской скатертью столе.

— Мисс Стюарт, — произнес он, в его голосе отчетливо слышалось вызванное намеком замешательство, — я уверен, что нет ни одного мужчины, кто считал бы, что ваши кулинарные способности входят в заботу о нем.

С медлительной томностью освободив руку, Валерия откинулась на спинку стула и улыбнулась притворно застенчиво.

— Приятно это слушать, мистер Ливингстон, — ее голос зазвучал с придыханием, — но мама всегда учила меня, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

Хириаму пришлось откашляться, потому что образ, который пришел ему в голову при последних словах, был очень далек от еды.

— Мамы не всегда знают, дорогая, — ответил он хрипло, — что нравится мужчинам.

— И что же им нравится, мистер Ливингстон? — застенчиво спросила Валерия.