Нелёгкое дело укротить миллионера - Диана Билык Страница 28

– Да, Евгений Викторович, все по плану, – стою у окна и терзаю взмокшими от волнения пальцами гардину. Руслан сидит на улице, на лавочке, раскинув руки в стороны и подставив лицо солнцу.

– Он влюбился уже, или ты совсем не способная?

Сдерживая порыв наговорить гадостей горе-папашке, спокойно поясняю:

– Руслан ведь не юнец, который влюбляется в первую встречную, нужно время. Вы дали мне три месяца, зачем подгоняете?

– Он сухарь, не способный на чувства, но ты подписала договор – тебе и жить с этим. Мне нужно, чтобы он страдал.

– Но зачем? – впервые задаю такой прямой вопрос, норовя наткнуться на гнев работодателя. На гнев человека, которому подвластно все, даже моя жизнь.

– Да потому что… – он запинается, что-то шипит в сторону, а я сдавливаю мобильный в руке и боюсь, что он треснет от напряжения. – Не твое дело. Работай. Скоро пришлю вам больше прислуги и...

– Не нужно, – обрываю его на полуслове. – Вы хотите, чтобы он поменялся, или продолжите подавать избалованному мужчине все на блюде?

Коршунов молчит, сопит в трубку.

– Ладно, уговорила. Три месяца все равно ничего не поменяют. Уверен.

– Вы обещали доплатить мне еще полмиллиона, если справлюсь. – Мне уже все равно, что он подумает. Утром звонили из банка, квартиру опечатали, и даже оплата трехсот тысяч долга, что мне дали авансом за исправление мажора, не спасла положение. Долги росли с каждым днем, а брат все еще в больнице, а я здесь и не могу ему помочь. Только деньги высылаю, но их все равно не хватает.

– Доплачу миллион, если он попросит твоей руки, а ты его эффектно бросишь.

– Это жестоко.

– Иначе до него не дойдет. И не смей мне внуков заделать, знаю я вас таких – охочих до бабла. Ты подписала договор, помни об этом. Кстати, вышлешь мне контракт с Русланом на емейл с его подписью, хочу убедиться, что ты меня не обманываешь. И поскорее.

– Но договор же все равно фикция, – меня потряхивает. Я боюсь, что раскроется правда, и Коршунов примчится на всех парах спасать свое чадо-чудо. И я не получу остаток денег на лечение брата и оплату долгов. Бонус – загородный дом и машина – тоже получу только после завершения дела, такой уговор.

– Фикция – это ты, а сын никогда не поставит подпись, если не согласится с условиями. Я его слишком хорошо знаю. Жду документы. – И он отключается без прощаний и расшаркиваний.

Урод! Теперь понимаю, почему Руслан таким вырос. Почему другие для него – пустышки. Только мучает меня мысль, как так получилось, что при потере памяти Рус, вдруг стал другим: мягким и внимательным? Неужели это маска? Обман? Что ему стоит играть со мной?

– Тварь, – шикаю на телефон и швыряю его на стол.

Оглядываюсь в окно, Руслана там уже нет. Холод ползет по спине, когда медленно оборачиваюсь и вижу его, прислонившегося к косяку. Как давно он тут стоит? Не слышал ли чего лишнего?

– С кем говорила? – спрашивает, слепо глядя в никуда. Принюхивается и еще туже заплетает руки на груди. Мышцы бугрятся, выпирают, манят к ним прикоснуться пальцами, почувствовать их мощь и тяжесть на своих плечах, руках, бедрах.

– С одним идиотом с работы, – обманываю на ходу.

– А кем работаешь? – Он делает шаг в кабинет, но тут же отступает и снова прижимает плечо к косяку, будто вспоминает, что мы договорились держать дистанцию. Теперь он сам принимает душ, переодевается и спит тоже сам. От сиделки и медсестры отказался, несмотря на то, что ему было тяжело.

Сидя вечером в своей комнате, я как-то попробовала закрыть глаза и делать все в полной тьме. И не смогла. Сбивала углы, натыкалась на преграды, а в душе чуть не убилась, поскользнувшись. Руслан же справлялся. Как? Я не знаю.

– Почему молчишь?

Не могу смотреть ему в глаза. Больно. Очень. Будто я ковыряю свою душу, когда смотрю в распахнутые и смотрящие в пустоту ясно-голубые радужки.

– Не знаю, что сказать. Да и не вижу смысла.

– Тогда зачем мы здесь? – он понижает голос, опускает руки и идет через кабинет к окну. Будто все видит. Касается пальцами гардины и только тогда замирает. – Почему не разойдемся?

– Я жду, когда ты все вспомнишь. – Смотреть ему в спину легче, когда говорю это. – И ты снова будешь меня ненавидеть.

– А если я не хочу этого? – говорит прямо, не поворачиваясь, смотрит куда-то вдаль. В свое никуда.

Обтягивающие крепкие ягодицы джинсы и подчеркивающая рельефную мускулатуру футболка, ломают мое дыхание. Отворачиваюсь и дышу в ладони. Спокойно. Повышенная нервозность и чувствительность в моем положении – это нормально. Мы неделю с Русланом, человеком которого безумно люблю, под одной крышей. Без прикосновений, без поцелуев и близости. Словно чужие. Мы и есть чужие, и все, что случилось в больнице – нереальная сказка, которую я оставлю себе на память.

И вот прошла еще одна неделя, которую не хочется ни на что менять, не хочется стирать из моей истории, потому что Руслан показал себя сильным и волевым человеком, которого не сломает потеря зрения и памяти. Разве может он быть жестоким ублюдком, что не умеет ценить и любить? Разве может человек, что, молча сейчас уходит, оставляя в воздухе недосказанность, быть резником женских сердец? Ублюдком, что совращал невинных, а на утро вычеркивал девушек из своего списка?

Дверь тихо закрывается за ним, а я опадаю в кресло, будто из меня выдернули позвоночник.

Жму кулаки и пытаюсь дышать. К горлу подступает тошнота. С кухни несет жареным мясом и луком, и рвота застигает меня врасплох. Бегу в уборную, что-то сваливая на пути, и выползаю оттуда через десятки мучительных минут, скручивающих все тело. Токсикоз во всей красе, и скрывать беременность оказывается мучительно сложно, а думать о завтрашнем дне еще тяжелее – я назначила прием в больнице. Пора с этим покончить, чтобы не вызывать подозрений. Мало того, что это жестоко для меня, но это еще и подставляет под срыв подписанный договор.