Соблазнитель - Збигнев Ненацкий Страница 25

Моя ошибка заключалась и в том, что, по сути дела, я не оставил ему никаких шансов на существование в игре, которая между нами велась как в «Диалогах гетер», я без конца раздавал крапленые карты, другими словами, если говорить честно, я попросту обманывал.

Разве я не говорил в начале книги, что своему герою я даю мою жизнь, мои черты лица, ввожу его в собственный дом и приказываю сесть за мою пишущую машинку? А следовало добавить одно слово – «некоторые» фрагменты своей жизни и своих черт лица.

Например, что касается моей жены. Она работает не школьным инспектором, а снимает фильмы и на несколько месяцев покидает наш дом в деревне, поскольку съемки фильма требуют огромного числа специалистов, массу аппаратуры, а также павильонов, которые построены только в нескольких польских городах. Поэтому я в течение многих месяцев живу один в своем доме, сотканном из света, и, в лучшем случае, раз в неделю говорю с ней по телефону и получаю большие, тяжелые продуктовые посылки. Потом она приезжает, заявляет: «Больше никогда, никогда», вздыхает: «Как тут у тебя прекрасно, как тихо и спокойно», варит мне вкусные обеды, расставляет шезлонг на веранде, усаживается в него и читает модные книги. А потом снова по прошествии какого-то времени – это наступает раньше или позже – целые вечера проводит у моего старинного телефонного аппарата с ручкой, которую надо крутить, чтобы с кем-нибудь соединиться. В такие моменты жена меня спрашивает: «А ты? Неужели тебе не хочется съездить куда-нибудь в большой город?». Но я не проявляю особого желания куда-то ехать, поскольку мне все время кажется, что я уже однажды там умер, а возможно, меня убили. Я полюбил свою новую здешнюю жизнь – озеро, лес, дорогу, идущую мимо старого дуба. Однако я не грущу и не высказываю претензий, когда она уезжает снимать свой очередной фильм, ведь мне хочется, чтобы она тоже была счастлива.

Или история с Иоанной. Складывается впечатление, будто бы я вынул ее из старого ящика, сдул пепел и вставил в новую книгу. А ведь, наверное, следовало бы честно признаться, что я никогда не знал никакой Иоанны, однако все же именно я написал одной молодой деревенской учительнице, которая показалась мне слишком экзальтированной: «Благодарю вас за высокую оценку моего творчества. Что же касается ваших внутренних сомнений, то советую обратиться к психологу». А потом произошла история, которая возвращается ко мне в бессонные ночи и беспокоит меня.

Подлый обманщик. Я не написал рассказа под названием «Розамунда», который Иорг анализировал с таким жаром, а я делал вид, что страдаю. Я автор романов для детей и юношества о прекрасных, беззаботных каникулярных приключениях. Зачем мне браться за проблемы Розамунды? Я никогда в жизни даже не разговаривал ни с одной проституткой. Да и вообще – вы в моих книгах не найдете и намека на секс. Мой роман учит молодых людей, что жизнь прекрасна, а люди – даже такие, которые кажутся плохими, – тоже несут в себе добро. Герой всех моих книг пользуется большой любовью молодых читателей, и когда летом берега озера покрывают разноцветные палатки, а по воде скользят яхты и деловито снуют лодки – мой большой пес без конца надрывается у калитки, сообщая о визите гостей. Они приходят по одному или целыми группами, чтобы увидеть своего писателя, пожать ему руку, спросить о чем-нибудь, посоветоваться по какому-то интимному вопросу.

Нет, это не «настоящие» мои читатели. Те обычно только пишут письма или приезжают на автомобилях в обществе пап и мам. А ко мне приходят те, кто уже вырос или почти вырос, а это значит, что им можно ходить туда, куда они хотят и когда хотят. Но в их памяти остался автор книг, которые им когда-то нравились и которым они доверяли. Сейчас у них другие проблемы и заботы, а ко мне они являются, чтобы, быть может, еще раз кому-то, кому они верят, рассказать о них.

Меня спрашивает молодой мужчина: «Почему я не могу понравиться, почему мной не может увлечься какая-нибудь девушка? Почему одним это удается легко, а я всегда один и страдаю от одиночества? Вы даже не представляете, как сильно я страдаю…».

Меня спрашивает молодая девушка: «Почему я не могу подружиться с каким-нибудь парнем? Они бегут от меня, хотя я не глупее и не страшнее многих. Знаете ли вы, как страдает такая девушка?…».

Кто я такой, чтобы отвечать на подобные вопросы? И есть ли вообще ответ на них? Может, с утра пораньше поднять паруса на мачте и уплыть на весь день или повесить на калитке записку с таким текстом: «Жизнь взрослых людей очень сложна, и писатель не имеет права давать однозначные объяснения. Писатель вообще ничего не обязан. Здесь не дают ни ответов, ни советов».

А потом приходит осень, пустеют берега озера, собака все реже лает у калитки. В прибрежных кустах валяются разбитые бутылки, металлические пробки от пива, ржавеющие консервные банки. В милицейских протоколах зафиксированы истории о драмах, которые разыгрались под разноцветными палатками, об изнасилованиях, о сифилисе, которым заразился он или она, – наивное молодое человеческое существо.

Разве я несу за это какую-нибудь ответственность? Думаю, что да, так же как и каждый из вас, взрослых людей. А может, даже чуть большую, поскольку мне дан талант сочинять истории. Но как-то один критик сказал мне: «Какое вам дело до грязи, которая существует в жизни? Ваше дело – рассказывать красивые и безмятежные истории для мальчиков и девочек в периоде созревания».

Это правда. Но в одно прекрасное утро, в конце июля, когда я, как обычно, шел по дороге мимо старого дуба, мой пес, который меня сопровождал, грозно зарычал и бросился в растущие неподалеку густые кусты, хотя раньше такого никогда не бывало, потому что он вышколен и не гоняется за дикими животными. Я пошел за ним и увидел нагую девочку лет тринадцати с посиневшим лицом и широко открытыми от ужаса глазами. На шее девочки были заметны ставшие почти черными следы чьих-то пальцев.

Я помню момент, когда милиция вела убийцу – двадцатидвухлетнего парня с благородным, красивым лицом и невинными глазами. Его окружал кордон милиционеров, а изо всех туристских лагерей прибежали девушки, проводящие здесь свои каникулы, – обычные девушки в залатанных джинсах, вытянутых свитерах и с заплетенными в толстые косы волосами. Они дергали милиционеров за мундиры, стараясь дотянуться до убийцы и ногтями расцарапать ему лицо, душить его, удовлетворить свою жажду ненависти и мести. А я смотрел на них и думал: «Разве никто из вас не несет вину за то, что случилось? А я, как писатель? Возможно, он был у моей калитки, а я поднял парус на моей яхте и уплыл, поскольку меня не должна касаться грязь этой жизни?».

Молодых людей учат, что ничего проще любви на свете нет. Главное, что он любит ее, а она любит его, и все идет прекрасно, и нет никаких проблем. И он вам поверил, полюбил девушку – может быть, он ее слишком сильно любил? – а у него ничего не получилось. Девушка его высмеяла. И с тех пор его мучил страх, что у него снова ничего не получится, страх постоянно усиливающийся, из-за которого у него никогда не получалось, да и не могло получиться, поскольку нет ничего страшнее такого страха. Он приехал сюда вместе с друзьями, под разноцветные палатки. Парни привели девушек и все это делали на его глазах, а он боялся. И ненавидел окружающих его девушек – свободных и никому не отказывающих. Он мог попробовать с любой из них, но боялся, что у него снова не получится, девушки его высмеют и обо всем расскажут парням. Поэтому он присмотрел себе тринадцатилетнюю, о которой думал, что она ничего не знает о любви и если у него не получится, то девочка ничего не поймет и не высмеет его. Но она не хотела, защищалась, кричала. Он задушил этот крик. Навсегда. А если бы он знал… Если бы хоть одна девушка…