Игрушка для олигарха - Елена Попова Страница 22

— О-о, Давид, это уже слишком! ― сказала в трубку Вика. ― Собственный аквапарк, это, конечно здорово, учитывая, что мы планируем детей, но океанариум… Я думаю, не стоит.

Вика, сидя на диване в гостиной, внимательно рассматривала дизайн-проект особняка, который строил Давид.

Он советовался с ней по каждой мелочи. Ему было важно, какой цвет стен она хочет в их будущем доме, какие двери, полы и даже лампочки в светильниках.

Давид планировал перебраться туда ближе к лету и вместе с Викой свить там уютное гнездышко.

Давид хотел детей. Много детей. И уже даже дал им имена.

Вика и не пыталась их запомнить. Она знала, что никуда с ним не переедет и не родит ему никаких детей.

Осталось совсем чуть-чуть, буквально один шаг, одна капелька до того момента, как он полностью будет ей доверять.

Не так давно он за ненадобностью уволил одного охранника и перестал запирать ее в комнате. Раз Вика смогла добиться этого, значит, дождется, когда он начнет отпускать ее в город.

Три месяца играть в любовь было для нее мучительной пыткой. Но чего ни сделаешь ради свободы.

После первой отчаянной попытки побега Вика поняла: его дом — тюрьма. Самая что ни на есть настоящая.

Хорошо, что в тот момент, когда сработала сигнализация, она быстро догадалась, что делать, и молниеносно избавилась от улик. Бросила связанные простыню и пододеяльник под кровать, стащила с головы тюрбан и отправила его туда же, накинула покрывало на кровать и даже успела стащить с себя платье и набросить на себя халат за секунду до того, как в комнату вломились два охранника.

Давиду, конечно же, сообщили о происшествии. И он примчался домой уже через пятнадцать минут.

— Я… я просто хотела подышать воздухом, клянусь. Я не знала, что это запрещено, — правдоподобно врала Вика.

Сначала Давид был очень подозрителен. Но когда охранники и Аза убедили его, что Вика в банном халате и тапочках вряд ли бы бросилась в бега, он, кажется, поверил.

После этого Вика начала замечать мелочи, которые сразу и не увидишь невооруженным взглядом. К примеру, безобидную статуэтку, что стояла на полочке в гостиной, оснастили камерой.

И Вика бы никогда не узнала о ней, если б случайно не подсмотрела, как один из охранников зачем-то достал камеру, покрутил в руке, будто что-то проверяя, и вернул на место.

Ваза в коридоре тоже следила за ее передвижениями. Вика сама лично видела, как домработница тщательно протирала маленький глазок.

Вика обследовала и свою комнату, и не обнаружила в ней ни одной камеры. Она проверила каждый миллиметр настенных картин, в карнизе, в зеркальной раме, и в ванной комнате.

На яблоне во дворе, на заборах, на фонарных столбах… Камеры были повсюду. Ей богу, их было больше, чем в банке.

И вариант «сбежать незамеченной» уничтожил себя сам.

Единственным выходом было втереться в доверие Давида. Притвориться, что полюбила его, вечерами мечтать о большой семье, вместе наряжать елку, украшать дом, на Новый год надевать одинаковые свитера с оленями.

Да, черт возьми, свитера с оленями!

Одна половина Давида была словно камин, который создавал уют и грел зимними вечерами. И иногда казалось, что он вполне мог бы претендовать на роль идеального супруга.

Если б не его альтер эго.

Однажды, к ним приехал московский ресторатор, чтобы за ужином обсудить с Давидом открытие нового ресторана в одном из его гостевых домов.

В тот вечер Вика была жутко взволнована: мужчина пожаловал из самой Москвы, из ее родного города. Вот-вот он отправится обратно, туда, где осталась ее любовь. Туда, где осталось ее сердце.

Просить о помощи Вика и не думала. Она еще с борделя усвоила: если не знаешь, с кем имеешь дело, лучше держать рот на замке.

Но одна мысль, что этот гость еще вчера был в ее родном городе, будоражила.

И Давид это заметил.

— Почему ты так смотрела на него? Я разве разрешал тебе поднимать глаза? Тебе запрещено обращать свой взгляд к мужчинам! Запрещено, слышишь?

Давид залепил ей звонкую пощечину и, сморщив губы, процедил:

— Если еще раз увижу, что ты пялишься на кого-то, убью!

А в другой раз ему не понравилось, как Вика забрала волосы в пучок. Она до сих пор помнила, как болели корни волос, когда он силой сдирал с волос резинку.

— Что это на твоей голове? Ты считаешь себя сексуальной с такой прической? Усвой же, Виктория, твои волосы должны быть красиво уложены, а не выглядеть как куча собачьего дерьма.

Его могло вывести из себя что угодно: чуть-чуть облезший с ногтей лак, недовольное выражение лица, тусклый макияж, туфли, неудачно подобранные под платье.

Вика научилась правильно говорить, правильно улыбаться, смеяться, одеваться, красить губы той помадой, которая ему больше нравилась, душиться духами, запах которых сводил его с ума, за столом держать осанку, угождать ему во всем, чтобы сдерживать внутри его зверя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Чтобы, черт возьми, все эти мучения, которые длились уже полгода, не прошли даром! Глупо будет закончить свое существование задушенной и выброшенной в море. Она отчаянно и упорно двигалась к своей цели: обхитрить его и вырваться на волю.

Одна мысль о том, что Вику похитили без малого шесть месяцев , закручивалась в сердце, как спираль.

Только ее подушка знала, сколько слез она выплакала о Роме.

«Если бы Оксанка не вытянула свой длинный язык и я бы не станцевала тот дурацкий танец на пилоне, то ничего бы этого не случилось. Вышла бы замуж за Рому и стала бы самой-самой счастливой девушкой во всей вселенной. Зато теперь у Оксанки есть все шансы завоевать внимание моего парня. Дорога свободна. Только вряд ли Рома обратит внимание на эту стерву».

На обед Давид приехал в отличном расположении духа и сразу с порога заявил:

― Виктория, у меня есть для тебя подарок. ― Он таинственно улыбнулся и протянул ей белый конверт.1