Жених поневоле - Сьюзен Джонсон Страница 13

После смерти родителей жизнь Алисы складывалась несчастливо. За несколько дней она лишилась всего, что любила, что было ей дорого. Родители ее умерли от инфлюэнцы в один день — лихорадка, заключившая их в свои смертельные объятия, так их и не выпустила. Ее очаровательная, жизнерадостная матушка и ученый, сдержанный отец впали в забытье, от которого уж не очнулись… Сколько раз потом Алиса жалела о том, что не умерла вместе с ними! Однако ее молодой и здоровый организм сумел побороть болезнь.

Вскорости — пожалуй, даже слишком быстро — последовало предложение руки и сердца от старого господина Форсеуса. Он сообщил, что говорил об этом с ее батюшкой и тот его всячески поддержал. Это казалось невероятным, но было, по-видимому, правдой, поскольку Форсеус дал Алисе прочесть весьма любезное письмо ее отца. Правда, о женитьбе там напрямую не упоминалось, но отец писал, что готов удовлетворить просьбу Форсеуса. Алиса решила, что он просто не успел поговорить с ней.

Впрочем, у нее все равно не было другого выхода. Оставшись без средств к существованию, она могла рассчитывать только на то, что ее возьмет в жены какой-нибудь состоятельный человек… Если бы через год не появилась Кателина, которую она обожала, у нее не было бы ни сил, ни желания продолжать подобное существование. Дочка была ее единственным утешением, смыслом всей жизни. Алиса давно уже перестала надеяться на радость и удовольствия для себя и жила только ради дочери. И вот единственный раз она забыла про голос разума, совершила отчаянную попытку урвать хоть немного счастья и оказалась так унижена!

Алиса снова заплакала — о своем разбитом сердце, о попранной гордости. Она плакала о всех несчастьях, всех горестях, которые выпадали ей на долю за эти годы, и уже не сдерживала рыданий. Наконец, выплакав все слезы, она велела себе собраться с духом и действовать. «Я выдержу весь этот ужас, — сказала она себе. — Кателина со мной, и, даст бог, скоро мы покинем Форсеуса и заживем своей жизнью». Алиса знала, что не совсем одинока. Арни, старый слуга отца, Мария, которая была еще ее собственной нянькой, и Ракель, няня Кателины, были ей преданны и всегда готовы ей помочь.

Алиса наскоро ополоснула лицо в реке, оделась, постаравшись, чтобы все выглядело как всегда, и, придав лицу выражение полнейшего спокойствия, отправилась домой.

Николай частично утолил свой гнев, в буквальном смысле вытолкав взашей Ильина с Черновым, осыпав их при этом всеми возможными проклятьями. Кузена Алексея он в выражениях куда более вежливых уговорил отправиться в Петербург и обещал к нему через несколько дней присоединиться. Цыганок тоже быстренько выпроводили, запихнув в одну карету, и они всю дорогу до Петербурга пересчитывали полученные от князя деньги.

Ники немедленно заперся с двумя бутылками коньяка в музыкальном салоне, и его гнев к концу второй бутылки перешел в меланхолическую задумчивость. Он заставлял музыкантов непрерывно играть тоскливые и тягучие финские песни, знакомые ему с детства. Цыганские предки матери Ники лет сто с лишним назад поселились к северу от Ладожского озера. Некий дворянин даровал им надел земли и добыл разрешение на жительство в благодарность за спасение жизни его единственного сына — мальчик едва не попал под копыта понесшей лошади. А строительство «Ле репоз» на северо-востоке от Виипури начал еще дед Ники с отцовской стороны, и это поместье стало любимым в семействе Кузановых. Там Ники провел все свое детство и северные традиции успел не только узнать, но и полюбить.

Он вполголоса подпевал почти всем песням и несколько раз просил музыкантов сыграть грустную мелодию, которую любил больше всего, — «Каллиоле Кукулалле». В этой песне говорилось о юноше, который привел свою возлюбленную в одиноко стоящую в лесу хижину, и они остались жить там вдали от людей. Слушая песню, Ники все глубже погружался в свои мрачные раздумья. Мысли об Алисе, воспоминания о ней никак его не покидали. То, что произошло между ними, было даже для него чем-то особенным, хотя он вкусил в своей жизни немало удовольствий. Она была красавицей, настоящей красавицей, причем такой невинной, открытой, безыскусной… Нет, ему было необходимо увидеть ее снова!

В час ночи в голову порядком захмелевшего Ники пришла потрясающая идея. Он махнул рукой музыкантам, гоня их прочь, и отправил посыльного с запиской в «Ле репоз» к отцовскому садовнику. Несказанно довольный своей изобретательностью, он заснул тяжелым пьяным сном, не забыв, однако, строго-настрого наказать, чтобы его разбудили, когда посыльный вернется.

В пятидесяти верстах, в залитой солнцем столовой «Ле репоз», главного имения князя Михаила Петровича Кузанова, являвшего собой образцовое хозяйство со ста семьюдесятью двумя тысячами десятин земли, родители Ники сидели вдвоем за ранним завтраком.

— Что это Ники замышляет? — задумчиво произнесла его матушка. Она была миниатюрной брюнеткой, все еще стройной и изящной, несмотря на свои пятьдесят лет.

— И ты еще спрашиваешь? — сухо заметил его отец. — Если Ники требует десять дюжин орхидей и двадцать корзин клубники из нашей оранжереи, я могу предположить лишь, что наш милый мальчик повстречался с дамой, которая в восторге от орхидей и обожает клубнику. Давай хотя бы надеяться, что эта внезапная страсть к клубнике — не свидетельство того, что очередная любовница Ники беременна. Кажется, в Петербурге и его окрестностях уже достаточно его незаконных отпрысков.

— Дорогой, не будь к Ники так суров, — мягко укорила его княгиня. — Он всех их вполне обеспечивает, и неужели мне стоит напоминать тебе о том, что ты в юности позволял себе эскапады и похуже, пока мне не удалось наконец приучить тебя к тихим семейным радостям. Все это — камни в твой огород, милый мой Миша, сам знаешь, что Кузановы всегда предавались пороку, — добавила она и нежно улыбнулась.

Ники в глазах обожавшей его матери был всегда прав. Она прекрасно знала, как он необуздан и беспутен, но любовь ее была нетребовательна. Княгиня всегда старалась применить все свое влияние, чтобы примирить отца и сына, когда их темпераменты схлестывались.

— Насчет того, кто кого приучал, это еще неизвестно. Так же, как и то, откуда его необузданность. Но я, как и полагается истинному джентльмену, не буду с тобой спорить, — ответил старый князь Кузанов, улыбаясь жене.

Тридцать четыре года прожили они вместе, а она по-прежнему была для него несравненной и единственной. Он все еще видел в ней ту шестнадцатилетнюю цыганку, чей дикий темперамент его покорил. Темперамент этот за долгие годы княгиня научилась сдерживать, и это ей весьма пригодилось. Особенно если учесть, что изредка дела требовали от князя Кузанова оставить уединение привычного и удобного «Ле репоз» и отправиться в Петербург, где чета Кузановых вращалась в кругах самых высоких и изысканных.

— Как бы я хотела, чтобы Ники когда-нибудь испытал такую же любовь, какая выпала нам, Миша, — задумчиво сказала княгиня Катерина.

— Нам с тобой повезло, радость моя. В этом мире такое случается нечасто, — с чувством ответил князь.