Рука - Юз Алешковский Страница 13

В общем, запудрил я Влачкову мозги окончательно, распустилон нюни, подписал все, что я накатал на десяти страницах, и тогда, не сумевпобороть гадливость и ненависть, я взял его рыло в свою руку, как брал я ваше,гражданин Гуров, и привел к сущностному виду.

Мразь, кричу, гнида! Пятая колонна! Шакал троцкизма!Нувориш! На каждом шагу подсираешь Сталину! Фашист! На колени!

Ну, каково душевное состояние подследственного, чья рожапопала в мою лапу, вам известно, гражданин Гуров. То же самое испытал иВлачков. Бухается мне в ноги. Прижался щекой к голенищу, воет прямо, не плачет,а воет: спасите, Шибанов, спасите, все ваше, все отдам, спасите, рядовымсоциализм строить буду!

Врешь, говорю, пропадлина зиновьевская и каменевская сука!Давно за тобой наблюдаю. Ты в партию пробрался для личного обогащения!Социализм для тебя, бухаринская сикопрыга, лучший способ обворовыванияаристократии, рабочего класса и крестьянства! Ты дошел до крайнего цинизма,куря трубку, символизирующую черепа товарищей Ленина Дзержинского одновременно!Ты, гаденыш, как бы намекал этим, что наши идеи – дым. Дым! Дым! Признавайся,где тебя притырена трубка с лицом товарища Сталина? Ты почему переебал всюгородскую комсомольскую организацию? Ты что этим хотел сказать? Мерзкоенасекомое! Встать! У меня на голенищах соль от твоих поганых слез выступила!Встать!..

Это я не вам, гражданин Гуров. Сидите… Шагом марш – в тир!Идем с Влачковым в тир. Вернее, иду я, а он ползет за мной на карачках и воет:спасите, товарищ Шибав, спасите!

Приходим в тир. Снимай, говорю, паскуда рыковская, портретыклассиков марксизма-ленинизма и ставь к стенке. Ставит беспрекословно. Полнуюнаблюдаю в этом огромном сильном еще звере атрофию воли и отсутствие инстинктасопротивления. Поэтому спокойно даю ему его же боею винтовку, патроны икомандую… (в тир, надо сказать, из тира ни один звук с воли не долетал) икомандую: основоположникам научного коммунизма Марксу-Энгельсу – пли! Смотрю:по дырочке появилось в марксовой бороде в энгельсовом лбу… По вождю мировогопролетариата Ленину, целься в правый глаз, пли! В левый – пли! По гениальномупродолжателю дела Ленина, по лучшему другу детей врагов народа, дорогому илюбимому товарищу Сталину – пли!. Встать! Встает Влачков. Я, говорит вдругсовершенно по-стариковски, одного теперь прошу у вас, товарищ Шибанов: скажитемне, что происходит, что? Человеский мозг понять этого не в силах!

Отвечу, говорю, обязательно, но сначала подпишите вот отпротокол допроса. Заполню я его завтра сам. Вы только подпишитесь вот здесь издесь. Расписывается. Руки дрожат, хотя целился, тухлая крыса, в своих милыхклассиков и рука его не дрогнула, тварь. Еще раз напялил я ему скальп на лоб ивдавил глаза в глазницы. Затем увожу во внутреннюю мою тюрьму. Назавтра жепускаю по городу слух, что взят Влачков с поличным, когда курил табак из черепаЛенина-Дзержинского и пьяный стрелял в тире по всем вождям, тренируя глаз ируку для будущих покушений.

Дело его оформляю артистически. Докладываю о нем самомуЕжову и прошу разрешения закравшуюся в обком сволоту расстрелять лично. Получаюкарт-бланш. Прихожу к Влачкову в камеру… Вам не надоело слушать?.. Прихожу иговорю, желали вы узнать, что происходит. Происходит, говорю, возмездие.Всего-навсего. Я – граф Монте-Кристо из деревни Одинки Шилковского района.Помните, как жгли вы ее с Понятьевым? Помните, как стреляли в лоб безоружным кулакам?Помните, как сложили трупы в поле, чтобы волкотня обглодала их? Помните? Я,говорю, сын Ивана Абрамыча, который письмо Сталину относил, а ответ отПонятьева получил. Помните? Вот взгляните теперь на ваше письмо. Видите? Это ясталинским почерком вынес вам приговор. «Расстрелять, как бешеную собаку, неизбавившуюся от головокружения от успехов. И. Сталин».

Не буду скрывать, гражданин Гуров, стоял я тогда в камере ираспирало меня от кайфа замастыренной мести, распирало, и с наслаждением,испытывая чувство освобождения от тоски и гадливости, глядел я на крысу,потерявшую от страха человеческий облик. Да! Крысу! Крысу! Крысу! И вы – крыса!И папенька ваш был крысой! Помолчите, Гуров, не, выводите меня из себя! ..

Но это, говорю, еще не все. Кроме возмездия происходитреставрация демократии в России. ВКП(б) распущена. Земля отдана крестьянам.Рабочие будут участвовать в распределении прибылей. Интеллигенции гарантированасвобода творчества. Мир ожидает вспышка русского ренессанса. Сталин избранпрезидентом страны и приглашен на совещание большой четверки, где краснойзаразе будет обьявлена тотальная война! Доходит это до вас?

Удар я, сам того не сознавая, нанес этим бредом самыйстрашный, попавший в самую жилку влачковской жизни. К тому же в камеру с улицыдоносились веселые вопли пьяных от пропаганды энтузиастов, у которых «за столомникто не лишний», когда «просыпается с рассветом вся советская земля» и лучшекоторых не умеет смеяться и любить никто на белом свете.

Слышите, говорю, как ликуют широкие массы?

И он поверил! Он поверил, гражданин Гуров! Он поверил, и этобыло самое ужасное в той истории, коротеньком эпизоде из моей долгой и кровавойдеятельности. Он снова бухнулся мне в ноги, он слизывал с головок моих шевровыхсапог, отличные были сапоги, городскую грязь и блевотину, он клялся, что давнопочувствовал порочную природу большевизма и того, что большевистские лидеры,вопреки законам логики, экономики и просто очевидности называют социализмом. Ондавно почувствовал это, он ужасался, не раз ужасался в душе тому, чтопроисходит, тому, как разрушается сложившаяся веками структура человеческихотношений, как насильно уничтожаются все связи людей с родовыми материальными икультурными ценностями. Он ужасался, но ужас души относил к слабости своей верыв историческую необходимость происходящего, где лишняя тысчонка жизней, неподдающиеся учету страдания и беды – дерьмо и мелочишка по сравнению с кушем,который предстоит сорвать коммунистам с банка истории. Он верил, видите ли, онслепо верил, и вера его сучья, несмотря на «ряд решительных сомнений», одержалаверх над ревмя ревущей от перекромсанной «энтузиастами» действительности,которая, падла такая, плевала на усилия «энтузиастов» и старалась, стараласьслабеющими руками засунуть обратно во вспоротый живот выпущенные внутренности,бедное сердце, нежную печень, несчастные свои кишки, отбитые почки… И воттеперь, товарищ, простите, гражданин следователь, вы не можете, не можете неповерить мне, что я предчувствовал, пред-чув-ство-вал события, происходящие за окнамимоей тюрьмы. Спасите меня! У меня есть опыт! Я знаю, кого карать, я буду каратьбеспощадно и последним покараю себя, но сниму перед заслуженной смертью хотя бычасть вины с коварно обманутой временем души! Вы думаете, спрашивает мерзавец исадист, мне хотелось расстреливать работящих и зажиточных крестьян? Думаете, ятеперь не сожалею, что вел себя не лучшим образом в том эпизоде, забыл,простите, название вашей деревни? Спасите меня! Спасите, простите и позвольтезадать два или три вопроса?

Задавай, говорю, мразь.

Значит, Сталин все эти годы воплощал в жизнь свою гениальнуюстратегическую идею? Значит, он изнутри подрывал объективно порочное учениеМаркса, развитое в одной отдельно взятой стране Лениным? Значит, жертвы,которые принесло доблестное дворянство, интеллигенция, аграрии, генералитет,офицерство и пролетариат, были не напрасны?