Собаки и мы. Записки дрессировщика - Иван Затевахин Страница 41

В своем рассказе о Великом Стороже Роки я упустил один важнейший момент, который неизбежно наступает, когда дрессировщику необходимо первый раз снять с укрощаемой собаки намордник. С Роки это произошло как бы само собой – ведь на момент описываемых событий он был еще щенком, хоть и с очень сильным характером, с которого намордник то снимали, то надевали обратно несколько раз в день домочадцы – люди, которых он хотел подчинить себе, но все же, в его понимании, люди его «семьи». А как быть в иных, запущенных, случаях, да еще когда дрессировщик имеет дело с чужой собакой?

Задолго до того, как Роки появился на свет, в самом начале моей карьеры, был случай, который является классическим примером решения такой проблемы. Как-то раз в моем доме раздался звонок пропагандиста гуманных методов дрессировки, коим в то время активно позиционировал себя, как вы догадались, все тот же Валерий Варлаков.

– А не хочешь ли ты помочь мне в укрощении одного пса? – спросил он меня.

– Конечно, – сразу ответил я. – Что за собака?

– Тут интересная история случилась, – ответил он. – Мне позвонили циркачи – есть такая организация «Цирк на сцене», они на эстраде выступают. Эти выступают с собачками. Просят помочь.

– Тебя? Циркачи? – удивился я.

– А кого еще? – в свою очередь удивился Валерий Степанович. – У них с дрессировкой не очень. Они с собаками особо не возятся. Получается трюк – ставят в номер. Не получается – продают. Вот купили сенбернара для номера, а он их есть пытается.

– Сенбернара? А его почему не продают? – спросил я.

– Говорят, жалко. И потом им позарез нужна крупная собака в номер, – ответил Варлаков и далее рассказал удивительную историю.

Из нее следовало, что у циркачей погибла от какой-то болезни большая собака, то ли дог, то ли еще кто-то, функция которого во время исполнения номера сводилась к следующему: пес в идиотском клоунском колпаке выходил на сцену и раскатывал ковровую дорожку, по которой выбегали остальные собачки – главным образом пудели разнообразных размеров. Затем он должен был чинно сидеть, не реагируя на резвящуюся вокруг пуделинную мелочь. Или смирно стоять, пока эта мелочь будет прыгать через его спину.

Поиски подходящего пса привели циркачей на Птичий рынок, тогда еще не ставший жертвой строительной агрессии чиновников и располагавшийся в районе Нижегородской улицы. Там они заприметили крупного пса, спокойно сидевшего на поводке возле какого-то мужика. Мужик поведал им грустную историю о том, что родословную на эту собаку у него украли, а сам он вынужден расстаться с другом, поскольку уезжает в длительную командировку. Пса зовут Мартином, поведал мужик, и отдаст он его, ну, рублей, скажем, за 40 (примерно треть тогдашней зарплаты молодого инженера). Циркачи согласились, хотя в их кругах в те времена за пятьдесят рублей можно было купить львенка. Но, перефразируя классика, сенбернар им был нужен сегодня – хоть и по сорок, а львенок не нужен был даже вчера – за пятьдесят.

Заплатив нужную сумму, они погрузили собаку в цирковой микроавтобус и привезли к себе на базу, которая на время их гастролей располагалась на территории ВДНХ. Там они покормили пса, погуляли немного и привязали его в комнате к ручке двери. Каково же было их удивление, когда утром он встретил первого из приблизившихся свирепым рыком.

Методом проб и ошибок циркачи выяснили, что более или менее благосклонно Мартин реагировал на одного из них, назовем его Андреем. Андрей, собственно, и был тем человеком, которому вручил на «Птичке» поводок с Мартином продававший его мужичонка. Видимо, этот факт впечатлил Мартина, который решил, что теперь им командовать будет тот, кому передал поводок прежний хозяин.

Итак, наутро Андрей кое-как отвязал собаку и смог погулять, однако напряженность в отношениях с Мартином не проходила.