Как я убил Плутон и почему это было неизбежно - Майк Браун Страница 31

Если бы кто-то тем летом склонился над моим плечом, то застал бы меня за невероятно однообразным занятием: Майк нажимает кнопку, на экране появляется серия фотографий, и они начинают мигать, он вглядывается в них три секунды, нажимает кнопку с надписью «нет», затем появляется серия новых изображений.

Так я проводил по нескольку часов в день. Моя осанка ухудшилась, спина болела, но я все продолжал искать и один за другим просматривать старые снимки. Да, вначале мы очень много пропустили. Сейчас я не собирался ничего упускать.

Эта осень 2004 года оказалась самой «плодородной» за всю мою жизнь. И все же я не мог ничего найти. Я проигрывал. Я стал больше работать, меньше спать, надеясь успеть проверить все данные до того, как год подойдет к концу. Я никак не хотел проиграть пари. Если на старых снимках есть планета, ничто не могло помешать мне найти ее. Ну, почти ничто.

В начале декабря, сделав небольшой перерыв, один человек показал мне фотографию того, чего я никогда еще не видел. В тот самый момент, когда я ее увидел, моя память вернула меня в прошлое, к тем снимкам, которые я видел, учась в средней школе. В 1982 году русская автоматическая межпланетная станция «Венера» сделала первую – и до сих пор единственную – фотографию поверхности Венеры. С поверхности Венеры очень трудно сделать фотографии, поскольку на ней атмосферное давление выше земного в девяносто раз, а температура воздуха – более восьмисот градусов. При такой температуре стекло любой камеры расплавится в два счета. Однако русские установили камеру внутри герметичного отсека посадочного аппарата в условиях небольшого давления и умеренной температуры, и только перископ камеры, сквозь который велась передача изображения, подвергался воздействию температуры Венеры. Для того чтобы сфотографировать поверхность Венеры, специально сооруженный перископ сканировал все, что находилось вокруг. Даже при таких условиях хитроумное сооружение русских выдержало только два часа.

Фотографии, которые были посланы с аппарата на Землю, имели характерные особенности. Из-за того что снимки были сделаны перископом, то, что на них изображалось, было странным образом искажено, как будто они были сделаны линзой «рыбий глаз». Из-за тонких облаков серной кислоты, которые окутывают Венеру, помимо других эффектов, фотографии имели странный оранжевый оттенок и получились практически черно-белыми. Эти снимки трудно с чем-либо спутать.

Несколько месяцев подряд я проводил почти все свое время, пялясь в огромный монитор компьютера в надежде стать первым человеком, который обнаружит новую планету, движущуюся в самом дальнем уголке космоса. В то утро я сидел за другим, меньшим по размеру монитором и внимательно изучал черно-белый снимок с оранжевым оттенком и искаженным изображением, как будто он был снят на камеру «рыбий глаз». Однако то, что я внимательно разглядывал, не имело ничего общего с Венерой. В самом центре искаженного снимка я заметил крохотный объект размером с горошину. Всматриваясь в фонограмму, Дайен, я и наш врач были первыми, кто наблюдал биение крохотного сердца, ознаменовавшего начало новой жизни.

«Эй! — вскрикнул я. — Это изображение точь-в-точь похоже на снимок, сделанный аппаратом „Венера“.

„Ты ненормальный“, — произнесла Дайен.

Мы рассказали об этом нашим родителям в канун Нового года. Мои родители приехали из Алабамы. Родители Дайен жили в городе. Все уселись за стол.

Я начал: „Перед тем как приступить к ужину, я должен сообщить вам одну новость“.

Я произносил эти слова каждый раз, когда мы семьями собирались за ужином, с тех пор как мы с Дайен поженились. Дальше всегда следовали слова: „Теперь давайте есть“. Частые гости на наших ужинах со скучающим видом ждут кульминационного момента.

Моя семья никогда не слышала, как я шучу. Они едва поняли то, что я хотел им сказать. Отец Дайен мимоходом заметил: „Он говорит это каждый раз, когда мы встречаемся. Просто не обращайте внимания“.

Все успокоились и не придавали значения моим словам, пока я не произнес: „Мы ждем ребенка. В июле. Это девочка. Мы назовем ее позже, а сейчас ее кодовое имя Петуния“.

В ту ночь, когда часы пробили полночь, мое пари закончилось. Я проиграл его, но я не чувствовал себя ужасно. Вместо того чтобы признать ограниченность Солнечной системы, я знал, что все еще только начинается.