Как я убил Плутон и почему это было неизбежно - Майк Браун Страница 30

Должен признать, что за неделю до объявления я волновался по поводу того, что снова нарушаю правила. Обычно я всегда придерживаюсь правил, такова уж моя натура. Но я слишком сильно хотел, чтобы на заседании Летучий голландец стал Седной. Я полагал, что такое название не останется незамеченным, и, судя по рисункам, так оно и случилось. И я решил, что нарушу правило, только политкорректно. Я позвонил Брайану Марсдену, астроному из Гарвардского университета, который, по моему мнению, был своеобразным «сторожем» Солнечной системы. Он также был тем человеком, который всегда первым узнавал об открытиях. Он также проверял, были ли верпы расчеты, и вносил ваше открытие в официальный список И это он был всегда первым, кто каждый раз восклицал: «Ух ты! Вот это великое открытие!» Брайан также являлся секретарем комитета по названиям для маленьких объектов. Я рассказал ему о том, что собираюсь делать дальше. Тогда он спросил, не буду ли я против, если он расскажет председателю комитета о моем намерении заранее. Разумеется, ответил я. И тот и другой признали, что имя Седна было отличным.

Для той группы людей из Интернета я оставался нарушителем правил, который должен понести наказание. Один весьма разгневанный энтузиаст даже попытался помешать мне назвать Седну Седной. Перед тем как Седна получила полное право носить свое имя, пройдя официальные инстанции, он предложил, чтобы какой-то ничем не примечательный астероид, у которого нет никакого названия, но который достоин его, должен быть назван Седной в честь иннуитской богини моря. По правилам два объекта Солнечной системы не могут иметь одинаковые имена, таким образом моей Седне чуть не пришлось выбирать другое имя.

«Отказано», — объявил Брайан Марсден. Имена значимых божеств должны использоваться только для названия важных астрономических открытий.

Тогда все тот же парень предложил назвать тот астероид в честь Кетти Седны, канадской певицы.

«Умно», — отметил Брайан Марсден, который, будучи ответственным за то, когда объекты могут получить имя, быстро ответил, что теперь наконец пришла пора Седне называться Седной на абсолютно законных правах.

Вся эта канитель казалась мне довольно забавной. Оказывается, имена все-таки имеют значение, я даже впечатлился, что в мире есть люди, которых интересуют детали научных названий. Я и не думал, что всего через полтора года некоторые из таких вот заботливых людей чугь не украдут у меня самое важное открытие, которое я когда-либо делал.

Итак, Седна осталась Седной. Со всеми теми рисунками, на которых она занимала правильное место в Солнечной системе, Седна была планетой, ведь так? Да, я возражал против того, что Кваоар и Плутон были планетами – ведь они находятся среди множества подобных им объектов. С таким же успехом я бы мог выделить один или даже несколько объектов из множества подобных и заявить, что это не просто объекты, а что-то большее. Седна была тем, чем являлась на самом деле. Там, где она находилась, не было никаких посторонних объектов. Могло ли так случиться, что это была вовсе не планета? Это предположение также бессмысленно. В конечном счете могло случиться так, что Седна вдруг окажется частью этого множества. Если мы объявим, что Седна является планетой, в тот момент, когда обнаружены практически все объекты группы, которая называется поясом Койпера, мы заново войдем в череду дискуссий по поводу того, что же все-таки такое планета. Чтобы было с чего начать, нужно найти для Седны подходящее место. Это казалось наиболее разумным решением в тот момент.

Кроме того, Седна была меньше Плутона, хотя в самом начале мы были практически уверены в том, что она больше. Она была такой яркой! Однако когда мы взглянули на нее с телескопа «Хаббл», предполагая, что увидим крохотный диск, мы увидели только маленькую точку света, а это значит, что Седна составляла три четверти размера Плутона. Как такое могло случиться? Ответ всегда один и тот же: альбедо. Дело в том, что поверхность Седны еще более отражала свет, чем Кваоар. Таким образом, одна из причин, почему она такая яркая, заключается в отражательной способности ее поверхности. Все же три четверти размера Плутона – это очень много! Никто из живущих в настоящее время ученых не находил ничего столь большого. Но найти очень яркий объект, будучи уверенным, что он точно больше Плутона, только для того, чтобы потом понять, что на самом-то деле он меньше, становится какой-то дурной традицией.

Я сначала не думал об этом, однако с тех пор, как я поспорил, что кто-то в течение следующих пяти лет найдет объект достаточно яркий, чтобы он был достоин называться планетой, прошло уже четыре года. Много чего произошло за это время: мы нашли Кваоар, который был в два раза меньше Плутона, Седну, которая находится там, где, как думали люди на протяжении долгого времени, заканчивается Солнечная система, а также десятки небольших объектов, которые вопреки всему находились в том месте, где раньше их никто не видел. Но до сих пор мы так и не нашли такого объекта, который мог бы по достоинству называться планетой, чтобы выиграть пари.

Мы рассказали о Седне в феврале 2004 года. Спор заканчивался 31 декабря. В моем распоряжении было чуть меньше года, чтобы успеть найти что-то достаточно больших размеров, или я проиграю.

Ненавижу проигрывать.

А еще больше, чем проигрывать, я ненавижу выглядеть глупым.

Одно не давало мне покоя. Я почти упустил Седну. Она находилась так далеко и двигалась так медленно, что написанная мною программа чуть было не пропустила ее. Только подумайте, если бы Седна находилась немного дальше, а двигалась медленнее, мы бы никогда не узнали о ее существовании. Программа всего-навсего распознала бы ее как неподвижную звезду и просто продолжила бы поиски. Если программа едва не пропустила Седну, то вдруг она не заметит то, что находится за ее пределами? Если я найду что-то на таком огромном расстоянии от Солнца, эта находка станет решающей, даже критической для подтверждения моей гипотезы по поводу зарождения Солнца и странной группы удаленных объектов, которые могли появиться вслед за ним. Однако если мы можем видеть настолько удаленные от нас объекты, значит они просто должны быть огромными. Так случилось, что лучшим решением для меня было не искать новые объекты в еще неисследованных областях неба, а внимательно изучать множество фотографий, которые мне удалось сделать за все это время. Если на самом деле окажется так, что при повторном просмотре я найду настоящую планету, которую не заметил в прошлый раз, я буду считать себя глупцом. Как я успел уяснить ранее, фокус состоял не в том, чтобы разгадать, как не выглядеть глупцом, а в умении изящно это преподнести.

Большую часть того лета я провел в своем кабинете, сгорбившись за монитором компьютера, делая какие-то записи, тестируя и переписывая программы. К середине лета один из профессоров, чей кабинет находился в том же коридоре, что и мой, начал высказывать свое мнение.

«Ты никогда не продвинешься», — сказал он мне.

«Мои пальцы уже делают это».

Я не соврал: мои пальцы много работали. К тому времени я уже переписал все программы. Чед написал первую версию программ даже без помощи каких-либо данных. В отличие от него у меня была куча данных. С их помощью я мог переписать программы так, чтобы они работали более точно и быстро, так, чтобы они смогли «увидеть» самые слабые объекты. Я был готов. Все это время я не только изучал снимки, которые передавались с телескопа на мой компьютер, но и проверял тысячи фотографий, которые сохранил на жестком диске своего компьютера.