Песни драконов. Любовь и приключения в мире крокодилов и прочих динозавровых родственников - Владимир Динец Страница 31

Жить в окружении такого количества зверья было сплошным развлечением. Например, мы обнаружили, что, если найти стайку обезьян капуцинов, кормящихся в кроне дерева кешью, встать под деревом и строго посмотреть им прямо в глаза, они тут же примутся кидаться фруктами – отличный способ легко и быстро набрать сочных свежих “фонариков” кешью с орешками на конце.

Однажды ночью мы обнаружили лесную крысу, упавшую в пересохший колодец. У нас не было веревки, так что пришлось сломать сухое дерево, протаранив его джипом, опустить его в колодец и забрать крысу, когда она уцепилась за одну из веток. Придя в себя от стресса и немного отъевшись, она оказалась очень красивой, с золотисто-оранжевым мехом и блестяще-черными иголками, как у дикобраза. Она стала совсем ручной и жила у нас в лагере несколько дней.

Кайманы жакаре были повсюду. Они сотнями плавали в озерах и даже небольших лужицах. Мы выбрали шесть мелководных озер с легкодоступными берегами и принялись за работу в качестве художников-портретистов.

У меня была с собой тяжелая пачка заранее напечатанных бланков с силуэтами кайманов и крупным планом их голов в профиль. Каждый раз, как мы наблюдали “поющего” каймана и по присутствию инфразвука определяли, что это самец, мы наносили на бланк рисунок пятен на его морде, шрамы и прочие приметы и присваивали ему номер. Мы также старались его сфотографировать. Основная сложность была в том, что пятна на левой и правой стороне морды не совпадали, поэтому нам нужно было увидеть каймана с обеих сторон. Приходилось бежать вокруг озера на другой берег, или заходить в воду, или пытаться объехать вокруг каймана на моем каяке.

Кайманы практически не обращали на нас внимания. Они ревели и хлопали головами по нескольку раз за утро, потом устраивали долгую сиесту, а вечером “пели” опять. Их рев напоминал хриплый лай. Всего за неделю мы собрали портреты 88 взрослых самцов и записали как минимум по три “песни” почти от каждого из них. Потом мы сделали недельный перерыв, покатались по Мату-Гросу и вернулись в Пантанал, как раз когда начались первые дожди. Они шли, как по расписанию, каждый день с пяти до шести часов вечера.

Пантанал на глазах из красно-желтого становился зеленым, но уровень воды в озерах продолжал падать. Четыре из шести выбранных нами озер, как мы и надеялись, распались на небольшие пруды. Пятое обмелело, но не особо уменьшилось, а шестое превратилось в лужу грязи, в которой кайманы лежали в три слоя, обвешанные гигантскими амазонскими пиявками.

Кайманы жакаре

С каждым днем температура и влажность росли, но обмелевшие озера теперь были окружены песчаными пляжами, и мы могли купаться сколько угодно. В некоторых прудах скопилось столько рыбы, что нам приходилось расталкивать здоровенных сомов, чтобы зайти в воду. Многотысячные стаи цапель, аистов и ибисов слетелись в Пантанал, чтобы воспользоваться изобилием легкой добычи.

Нам удалось отыскать большинство “наших” кайманов и понаблюдать за ними еще неделю. В итоге мы собрали нужное количество данных (три “песни”, записанных до падения уровня воды, и три после) по 44 самцам. Это была вполне достаточная выборка.

Однажды я поехал прогуляться далеко на запад, к границе национального парка. В этом парке охраняется только небольшая, сильнее всего заболоченная часть Пантанала, но владельцы окрестных ранчо тоже всерьез заботятся о сохранении дикой фауны на своей земле. В последние годы их усилия окупились сторицей, по крайней мере для относительно легкодоступных ранчо, которые одно за другим превращаются в туристические лоджи. Но в более глухих частях Пантанала пока не ступала нога туриста.

Моя кобыла потеряла подкову, так что я повел ее к ближайшему ранчо, надеясь найти кузню. Владелец ранчо помог мне “поменять покрышку”, как он выразился, и рассказал свою биографию – самую невероятную из всех, слышанных мной в Пантанале.

Карл родился в Австралии в 1920-х годах. Его отец был аборигеном, а мать – француженкой. Когда началась Вторая мировая война, его послали в Северную Африку служить военным переводчиком. Он был взят в плен войсками Роммеля и оказался в Германии – чуть ли не единственный потомок австралийских аборигенов, ставший военнопленным. Поскольку фашисты считали его стоящим на самой низкой ступени расовой шкалы, они не потрудились отправить его в лагерь для военнопленных, а выдали богатому землевладельцу в качестве батрака. Землевладелец был офицером СС, но это не помешало его дочери и Карлу полюбить друг друга. Судя по всему, девушка вертела отцом, как хотела: когда он обнаружил их связь, то не отправил Карла в лагерь смерти, а позволил им тайно обвенчаться. В 1945 году вся семья ухитрилась сбежать в Парагвай. После смерти тестя Карл с женой, детьми и внуками перебрался в Бразилию, съездил в Австралию, чтобы оформить себе военную пенсию, и купил ранчо. Когда я с ним познакомился, ему было 87 лет. Его жена давно умерла, многочисленное потомство жило в Австралии, но он совершенно не страдал от одиночества, по крайней мере с виду. Целыми днями он объезжал верхом свои обширные владения, присматривая за работниками и наслаждаясь природой.

Мне было пора в Боливию, искать второй район для исследований. В ночь перед нашим отъездом дождь шел целых шесть часов, и нам потребовалось два дня, чтобы добраться на джипе до Транспантанейры через тридцать километров жидкой грязи. Паоло собирался подбросить меня до погранперехода. Мы остановились в последнем большом городе, километров за восемьдесят до границы, потому что мне нужно было поставить в паспорт выездной штамп, а отделение полиции уже закрылось на ночь. Мы вписались в отель, и Паоло пошел на местную танцплощадку искать себе девушку. У его избранницы уже был кавалер, так что ему едва удалось удрать обратно в отель. В четыре утра нас разбудил влетевший в открытое окно булыжник. Обиженный кавалер стоял снаружи с толпой приятелей и горел желанием с нами поговорить. Пришлось прыгать в джип и смываться через задние ворота. Мы домчались до границы… и там выяснилось, что выездной штамп можно было поставить только в покинутом нами городе.

К выездным штампам в Южной Америке относятся очень серьезно. Всего несколько лет назад любого, кто пытался въехать в следующую страну без выездного штампа предыдущей, автоматически считали шпионом и швыряли в тюрьму. Сейчас уровень паранойи на континенте заметно снизился, но штамп по-прежнему необходим для легального пересечения границы. А найти, где его можно проставить, иногда очень нелегко. Порой оказывается проще пересекать границы нелегально, а в последней стране вашего маршрута пойти в свое консульство и сказать, что паспорт украли.

Боливийская виза у меня заканчивалась на следующий день; Паоло должен был выйти на работу в понедельник. Вернуться в город я не мог и решил пересечь границу на свой страх и риск. Если возникнут проблемы, я просто дам кому-нибудь взятку, и въездной штамп мне поставят. Я был почти уверен, что как-нибудь выкручусь.