Extremes. На пределе. Границы возможностей человеческого организма - Кевин Фонг Страница 21

***

Эту первую успешную операцию на митральном клапане Бейли провел всего четырьмя днями раньше, чем его соперник Дуайт Харкен. А Харкен был не из тех, кто позволяет себя обойти. Он поспешил сообщить о собственном успехе, отправив статью в редакцию «Медицинского журнала Новой Англии», чтобы хотя бы с помощью публикации отстоять свой приоритет.

Соперничество Харкена и Бейли вызвало пересуды среди коллег, которые следили за ним не без усмешки. А хирурги схлестнулись не на шутку. По свидетельству очевидцев, эти двое не скрывали своих чувств, запальчиво критикуя друг друга на профессиональных конференциях, причем Харкен «багровел так, словно его вот-вот хватит удар». Возможно, кардиохирурги не выносили друг друга просто потому, что оказались слишком похожими по характеру. Оба честолюбивые и уверенные в себе, они превосходно сознавали открывающиеся возможности. Ни тот, ни другой не шел на поводу у общепринятого мнения. Ко всем прочему, оба родились в один год, в один год провели свои первые успешные операции на митральном клапане и в один год умерли.

Об этом этапе кардиохирургии, отмеченном не только стремительным ростом врачебного мастерства, но и огромными потерями среди пациентов, вспоминать тяжело. Невозможно вообразить, чтобы сегодня развитие нового медицинского метода сопровождалось подобным чудовищным уровнем смертности.

Проще всего, конечно, представить Бейли и Харкена честолюбцами, в пылу соперничества забывшими о человеческой цене своих достижений. Но хотя эти двое и впрямь устроили смертельные гонки, важно понять, с какими сложными случаями они сталкивались. Медики той эпохи не верили, что лечебный эффект кардиохирургии может перевесить опасности и риски. Пациенты тянули до последнего и обращались к Бейли и Харкену, когда терять им было уже нечего. С учетом этого уже не удивляет, что изношенные организмы так часто отказывали, столкнувшись с дополнительными испытаниями — экспериментальной операцией и примитивным наркозом. К тому же биография Бейли дает основание считать, что им двигало нечто большее, нежели простое честолюбие.

В двенадцать лет он стал свидетелем смерти отца — тот мучительно умирал на руках у матери от сердечной недостаточности, задыхаясь, захлебываясь кашлем, с кровью на губах. В глазах Бейли операции, которые могли спасти множество людей от подобной участи, стоили риска и страданий — и его самого и пациентов. Своим христианским долгом он полагал не останавливаться, но неуклонно добиваться успеха.

Не следует забывать также и об эпохе, в которую происходили описанные события. Никаких официальных комитетов по медицинской этике еще не существовало, врачи были куда свободнее в своих действиях, и каждый их шаг не подвергался тщательному контролю. Возможно, на представления о допустимом риске повлияли и все еще свежие воспоминания о войне. Не исключено, что в военное время общество с большей готовностью идет на жертвы, будь то от вражеского оружия или от недуга. В любом случае, если бы не фанатичное упорство таких, как Бейли и Харкен, судьба Клэр Ворд, как и многих тысяч других впоследствии спасенных пациентов, сложилась бы совершенно иначе.

***

Где пролегает грань между передовыми, инновационными методами лечения и экспериментом? В лучшем случае она размыта, и попытки раздвигать границы медицины и физиологии ставят перед медиками трудноразрешимые этические проблемы. Таков удел первооткрывателей мира физиологии, совсем не похожий на судьбы исследователей мира неживой природы. Путешественник-первопроходец рискует собственной жизнью, а врачи — жизнью тех, кого лечат: пациенты и облегчают, и одновременно бесконечно усложняют им задачу.

Что ж, но ведь именно так был преодолен самый трудный путь во всей мировой истории хирургии — зияющая пропасть шириной в два с половиной сантиметра, расстояние от грудной стенки до сердца. Континент сердца был наконец открыт для дальнейших исследований.

Глава 4

ТРАВМА

19 ноября 1951 года. Спасательный вертолет доставил раненого американского солдата на борт плавучего госпиталя

В битве при Ватерлоо герцог Веллингтон обратил внимание на французского врача, который в разгар сражения под огнем осматривал раненых, проворно грузил их на конную повозку и вывозил с поля боя. Узнав имя врача — им оказался Жан-Доминик Ларрей, главный хирург армии Наполеона, — фельдмаршал приказал своим солдатам прекратить стрелять в его сторону и, как гласит легенда, приподнял шляпу, приветствуя смельчака.

Общепризнано, что зачастую в медицине все решает время. В конце XVIII века Ларрей, наблюдая за ходом сражений, видел, как тяжелая артиллерия то шла вперед, то поспешно отступала от атакующего неприятеля, не обращая внимания на остающихся на поле раненых. Лишь по окончании военных действий за несчастными возвращались, подбирали и доставляли в полевые госпитали — разумеется, к лечению удавалось приступить лишь с большим опозданием. В ту эпоху достаточно мощного огнестрельного оружия лечение нередко сводилось к ампутации одной или нескольких раздробленных конечностей.

Ларрей заметил, что среди солдат, к лечению которых приступали с задержкой более чем на сутки, смертность оказывалась гораздо выше. Французский врач нашел выход: легкие конные экипажи следовали за наступающими войсками, так что раненых удавалось вынести с поля битвы, не дожидаясь ее окончания. В сочетании с элементарной сортировкой пациентов по степени тяжести ранений это нововведение преобразило фронтовую медицину. Люди, чьи ранения прежде сочли бы летальными, теперь выживали благодаря своевременно подоспевшей помощи. Впервые система была опробована в последнее десятилетие XVIII века и прекрасно себя зарекомендовала. «Летучие лазареты» Ларрея вскоре были внедрены во всех французских войсках.

Как известно, служба скорой помощи развилась в полной мере только в ХХ столетии. Первые случаи эвакуации раненых на вертолете относятся к годам Второй мировой войны, а во время войны во Вьетнаме эвакуация пострадавших по воздуху в Подвижные армейские хирургические госпитали (сокращенно MASH) стала уже рутиной. Как всегда, военные технологии вскоре проникли в гражданскую жизнь: на вертолетах начали транспортировать раненых в дорожных авариях, криминальных перестрелках и т. п. Теперь перед медиками стояла новая задача. Уже стало очевидно: чтобы значительно повысить шансы на сохранение жизни при серьезных травмах, помощь необходимо оказывать как можно скорее. В медицине появилось понятие «золотого часа» — шестидесяти минут, за которые пострадавшему, балансирующему на грани жизни и смерти, можно оказать наиболее действенную помощь. Все понимали, что промедления в оказании помощи при травмах быть не должно. В последние десятилетия ХХ века направление медицины, заложенное военным врачом Ларреем еще при Наполеоне, привело к революции в лечении бытовых травм.

***

В июне 1998 года, пройдя недолгую стажировку в Вашингтоне, я вернулся в Великобританию — сдавать выпускные экзамены. После написания дипломной работы мне предстояло пройти через ад устного экзамена, больше напоминающего допрос с пристрастием. Несчастные студенты, сидя в крошечных аудиториях, отвечают на вопросы пары экзаменаторов (которые норовят поиграть в доброго и злого следователя, хотя чаще оказываются двумя голодными, скучающими и до чертиков уставшими следователями).