Основы красноречия. Риторика как наука и искусство убеждать. Учебное пособие - Ольга Марченко Страница 20

Все мысли, эмоции и чувства, которые мы переживали особенно сильно или заглушили и подавили, сохраняются в нашем теле. «Застревая» внутри него, они сковывают и мешают нам жить полноценно и радостно. Риторический акт не может рассматриваться изолированно от «языка» движений и жестов. Человеческий жест относится к языку, а не к двигательным проявлениям, он открывает «мысль в движении» (Д. Лакан). Одно и то же высказывание, сопровождаемое различными жестами, может приобретать прямо противоположные значения. «Глаза надежней, чем уши» – утверждали древние мудрецы. «Слышать глазами – высшая мудрость любви», – читаем у В. Шекспира. Современная наука говорит, что 80 % информации о внешнем мире поступает к нам через глаза, т. е. сам акт зрительного восприятия можно понимать как акт мышления. В этой связи вспомним наблюдение В. Гумбольдта о способности человека мысленно связывать то, что он видит, со всем, что он уже знает. Глаголами видеть, глядеть, смотреть обозначается не только движение глаз, но и работа ума, умственного взора, не только зрение, но и воззрение: точка зрения, взгляд на вещи. Очевидным (ясным, безусловным) для человека бывает то, что очи видят.

Жест, в узком значении, есть выразительное движение рук, передающее внутреннее психическое состояние человека, его эмоции и чувства. Экспериментально установлено, что начало воображения – в деятельности руки. Жесты оживляют изложение материала, обращают внимание слушателей на те или иные стороны сообщения, служат средством усиления или пояснения мысли. Жест – это движение, выполняющее функцию общения, т. е. движение риторического свойства. Механизм языка жестов органически вплетается в механизм звукового языка, дополняя и усиливая его действенность.

В античные времена искусству жестикуляции при публичном выступлении придавали большое значение. Пластику называли немой музы кой, приписывая ей способность движениями передавать то, что трудно было выразить словом. Сократ уже в зрелом возрасте стал осваивать искусство танца. Платон в танце видел «имитацию всех жестов и движений, которые делает человек» и считал пластические умения гражданской добродетелью. Аристотель писал, что пляска всей совокупностью движений передает «нравы, страсти и деяния». Плутарх называл танец немой беседой, говорящей картиной. Цицерон писал, что каждое движение души имеет свое естественное выражение в жесте и мимике, они должны отвечать смыслу слов, ведь каждое телодвижение есть мысль, а каждая мысль – телодвижение. Условная речь жестов изучалась и комментировалась и многими другими античными авторами. Они отмечали, что движение не может быть некрасиво, если оно отвечает своему назначению. Само искусство сцены имеет своим на чалом танец. Mens sana in corpore sano – это основное положение мудрости античных греков и римлян отнюдь не являлось для них пустой фразой. Человек, выступающий публично, а значит, влияющий на жизнь сограждан, несет ответственность за здоровый дух в здоровом теле, его влиятельность заключена в строгом согласии между физическими и духовными силами.

Пантомимика – движения всего тела. Для греков pantomime – это бессловесная речь, «все воспроизводящая», способная выразить все. Движениями «рассказывали» легенды и предания. В Древней Греции и Древнем Риме пантомима являлась органическим элементом танца, а танец был неотделим от пантомимы. При помощи пантомимы излагались целые философские системы (танцовщик Мемфис, например, передавал так учение Пифагора). Условной природе языка близок язык пантомимы, также использующий иносказание, метафору, гиперболу. Пластическими средствами могут быть выражены простые и одновременно самые глубокие общечеловеческие эмоции, свойственные людям разных эпох и стран, разных возрастов и взглядов. Пантомима считается наиболее древней формой театрального искусства.

Мимика (от греч. «подражательный») – это выражение лица, прежде всего взгляда. Именно глаза – «зеркало души», «орган душевных движений». С их помощью при общении осуществляется обратная связь. «Стеклянные», испуганные, равнодушные, напряженные глаза – серьезная помеха для общения. Экспериментально установлено, что при застывшем, неподвижном лице говорящего для слушающего теряется не менее 10–15 % информации. Несмотря на то, что трудно установить движения группы мышц, выражающие единые для всех людей эмоции, мы улавливаем малейшие изменения в эмоциональном состоянии собеседника по изменениям его лица. Одновременно не может быть искренним слово и фальшивым жест, и наоборот. Интуитивно эта рассогласованность будет воспринята слушателем как неискренность.

Например, улыбка дорого ценится в человеческом общении. Но улыбка улыбке рознь, ведь речь не идет о ремесленной улыбке, лицемерной маске, приклеившейся к лицу. Улыбка же, свойственная людям с открытым, добрым характером, имеет свои особенные черты: «Улыбка обычно возникает постепенно, освещая все лицо, и длится недолго, но вполне достаточно для того, чтобы быть ясно увиденной» [7: 158–159]. Улыбка должна быть исполнена сердечного тепла, дружелюбия. Ей достаточно «мелькнуть» на лице – в глазах, уголках губ…

Любой жест основан на естественном движении. Именно в непринужденности, дающей движениям простор и свободу, состоят их красота и грация. Движение приобретает окраску в связи с обстоятельствами, его породившими. Характер движения меняется в зависимости от вызвавших его причин, от задач, которые оно преследует, от темперамента, возраста, эмоционального состояния говорящего, его национальной принадлежности. Все эти факторы влияют на динамику, темп и ритм движения, его «логику». Заторможенные, незавершенные жесты невольно выражают колебание, нерешительность. Когда жесты находятся в противоречии со словами, слушатель больше доверяет жестам, т. е. тому, что видит.

Основатель известной системы, ставившей своей задачей развитие выразительного движения актера, Ф. Дельсарт утверждал, что лучший жест тот, которого не замечают. Совершенно справедливо, что происхождение грации кроется в лаконичности, экономии внешних средств. Но это не единственное условие для существования грации. «Для того чтобы движения были гармоничными, естественными и грациозными, они должны отражать данную индивидуальность. Движения должны находиться в соответствии с естественными наклонностями и характером каждого индивидуума» [14: 104]. Всякое целесообразное движение может быть красиво, потому что свободно. Знание своего дела, убежденность, уверенность в своих силах порождают внутреннюю, а следовательно, и внешнюю свободу. Отсутствие зажима – свобода, покой – с одной стороны, и отсутствие вялости – мобилизованность, хороший физический тонус, с другой стороны, обеспечивают пластическую выразительность. Логику поведения в условиях публичной ре чи диктует логика жизненного поведения. Уместным является лишь тот знак, который выражает суть.

Определенное физическое состояние, состояние тела, не только выражает, но и влечет за собой соответствующее психологическое состояние и с ним и само действие. Нормальным, естественным путем оно втягивает в работу тончайшие, не поддающиеся учету творческие силы природы. Приняв на некоторое время печальную позу, можно почувствовать, что нами овладевает печаль; присоединяясь к веселому обществу и подражая его внешним приемам, можно вызвать в себе мимолетное веселье. Если при дать руке угрожающее положение со сжатым кулаком, то дополнением к этому сами собою являются соответственная мимика лица и движение других частей тела. Здесь причиной является движение, а следствием эмоция, т. е. форма повлекла за собой связанное с ней переживание. Ритм в музыке и ритм в пластике соединены между собою теснейшими узами. У них одна общая основа: движение.