АЛЛЕГРО VIDEO. Субъективная история кино - Петр Шепотинник Страница 20

— Причем прошлое и уроки, которые следует извлечь на будущее, опять же существуют бок о бок?

— Да, в последней сцене фильма фигурируют и водный мотоцикл — скутер, и моторка, и обычная лодка. Все эти суда из разных эпох, которые движутся с разной скоростью, сосуществуют на одной реке.

— Вы по-прежнему снимаете свои фильмы в Таиланде?

— Да.

— Я спрашиваю об этом, потому что многие хорошие режиссеры из Азии переезжают в Париж, например, но всё равно ездят работать в Азию, так как не хотят терять связи с окружением, их вдохновляют только родные страны.

— Всё верно. Я не мог бы работать в других странах — может быть, за исключением Китая — так как я работаю со своими воспоминаниями. Думаю, я мог бы снять фильм в Европе, или в Нью-Йорке, или в Южной Америке, но это было бы уже совсем другое кино. Наверное, тогда я снимал бы глазами ребенка, который смотрит на разные места и пытается их запомнить. Я привязан к стране, где родился. Я хотел бы поработать за границей, но есть опасность, что это окажется мой последний фильм, потому что иногда я сомневаюсь в себе, размышляю о том, хороший ли я режиссер, не застрял ли я в своей стране… Да, думаю, мне стоит куда-то отправиться и исследовать что-то новое.

— До какой степени мировосприятие тайцев сейчас формирует то, что вы описываете в своих фильмах, — мифология, мистика? Или, может быть, сегодня люди формируются, скорее, под влиянием интернета и прочих атрибутов современности?

— Вера в мифы очень глубоко укоренена в национальном менталитете. Нас в детстве воспитывали в этом духе. И думаю, даже для нынешнего поколения детей анимизм все равно занимает большое место в сознании. Например, если вы выходите из дома в понедельник и светит луна, вы принесете домой камень — лунный камень, положите его на алтарь у своего изголовья (показывает руками) — и будете ему поклоняться. Поэтому легко себе представить, что, хотя страна движется вперед, религия продолжает диктовать людям, как им себя вести, и остается частью нашей культуры (делает руками какой-то буддистский жест).

— А вы лично верите в то, что у вас были прошлые жизни, и что в будущем вы родитесь вновь?

— Да! Да, мы в это верим, даже те, кто мыслит современно.

— И кем же вы были в прошлой жизни? Вы это как-то осознаете?

— Точнее, я лично не то, чтобы в это верю по-настоящему. Но я могу себе это вообразить. Я не стремлюсь опровергнуть такие представления.

— Может быть, какие-то образы вселяют в вас ощущение, что это картинки из прошлой жизни?

— Ну, может быть, деревья…

* * *

— Мы уже встречались неоднократно, ведь правда?

— Да, я вас узнал…

— Почему на этот раз вы предпочли снять фильм «Кладбище великолепия», где герои — военные?

— В Таиланде много военных, у нас больше генералов, чем в Штатах. Военные — одна из распространенных профессий, и влияние военных очень велико. И для меня лично военные олицетворяют силу, а еще есть влечение к военной форме: мне лично она кажется сексуальной, и это сочетание силы с восторгом, этим очарованием — вот что меня интересовало. В моем фильме было важно это сочетание силы и секса. И в «Кладбище великолепия» то же самое, он о вожделении и о растерянности, когда ты не понимаешь, во сне ты или в произведении искусства, и о силе, которая дремлет. Она загнана внутрь, но мы ощущаем ее активное присутствие. И эту силу можно открыть в себе, когда есть активное желание, есть потребность…

— Фильм о потаенной силе…

— Да, о потаенной… Собственно, со времен нашей последней встречи военные захватили власть в Таиланде, теперь у нас диктатура.

— Странно, что вы сейчас углубляетесь в политические проблемы, хотя ваш фильм — произведение чистого искусства.

— Ну да. Я старался, чтобы было неважно, знаешь ли ты историю Таиланда. Ты всё равно поймешь фильм, просто воспримешь его как-то по-другому… У многих Таиланд ассоциируется с солнцем, но для меня это нечто очень грустное. Мы не знаем, спим мы или нет, во сне мы или наяву, но нам надо проснуться.

— Ася спрашивает, где же ваша постоянная актриса — Денджира?

— Мы работаем вместе пятнадцать лет. Она работает только у меня. На самом деле она домохозяйка, Я очарован ее чертами лица, ее памятью, у меня-то память дырявая, но Денджира… если она встречалась с вами пять лет назад, то она вспомнит, как вас зовут, вспомнит ваш разговор. И ее память нам помогала, вы, я и она выросли в этих местах, она мне подсказала то, чего я не знал о войне, о ее беспощадности.

— Возможно, она знает про вас намного больше, чем вы сами про себя знаете.

— Уверен, что да.

— Как этот ваш новый фильм связан с вашими предыдущими работами? Тема та же самая, но форма иная.

— Это та же самая вселенная, тот же мир. Для меня это летопись жизни, летопись о людях, которых я люблю, Денджира относится к их числу. И другие актеры, которые были в предыдущем фильме, по-прежнему со мной вместе…

— И вновь — в основе фильма просматривается та же концепция — тайская, или, возможно, южно-тайская… концепция жизни и смерти, идея, что жизнь и смерть — почти одно и то же, если я правильно понимаю…

— Люди живут, их треплет шторм времени. Мне кажется, всем хочется верить, что, когда мы умираем, мы по-настоящему не уходим. Но я становлюсь старше, и Денджира… можно сказать, это фильм о времени, когда вы состаритесь и будете искать крем от морщин. Наверно, вы об этом?

— Вы круглосуточно чувствуете себя кинорежиссером? Или можете забывать об этом?

— Для меня жизнь, как и киносъемки, — то, во что я вкладываю душу. Я получаю огромное удовольствие от работы. Режиссура — часть моей жизни, у меня нет ощущения, что я это делаю по обязанности.