АЛЛЕГРО VIDEO. Субъективная история кино - Петр Шепотинник Страница 19

— Апи… означает «хороший сын», а фамилия никакого значения не имеет, это просто китайская фамилия. Я происхожу из китайской семьи, и однажды нас заставили изменить фамилию на тайский лад, так что мы ее просто придумали.

— В любом случае — вы — «хороший сын».

— Да, я действительно хороший сын.

— Что для вас первостепенно в момент возникновения замысла?

— Когда я снимаю фильм, для меня большое значение имеет пейзаж, а сюжет возникает позже. Фильм «Тропическая лихорадка», скорее, о любви, о дорогих нашему сердцу воспоминаниях, которые часто бывают очень приятными, но иногда и очень тяжёлыми. Для меня это как болезнь. Этот фильм — попытка как-то представить эту свойственную всем нам болезнь — болезнь воспоминаний, когда мы точно не знаем, в чём счастье, в чём боль. Всё это абстрактные вещи, и в фильме они такими и остаются. Но в то же время это очень личный фильм.

— Мне кажется, что вы в ваш фильм «Благословенно Ваш» уместили два фильма, а не один… Это так?

— Да, это любопытный вопрос. Действие первой части фильма происходит в городе, игра актеров вполне естественная. Вторая часть — природа, люди, деревья, но через некоторое время… В общем, выясняется — то, что кажется нам естественным, не является таковым на самом деле. Обе части будто заставляют зрителя задуматься о том, и что у нас внутри, и что снаружи — что такое реальность. Воедино сливаются вещи, которым вместе быть не положено. Одна часть выдержана в одном стиле, а вторая — в совершенно ином. Там другой цвет, другой монтаж, другой звук. Это как два человека, которые не должны бы быть вместе, но оказываются рядом. Это как концепция сосуществования. Сам фильм тоже пытается найти собственное лицо, он представляет собой смесь разных направлений. У него нет собственной индивидуальности, равно как и у главного персонажа. Чтобы обрести свою индивидуальность, он копается в своих воспоминаниях. Так что весь фильм — это заболевание.

— Как раз ваша индивидуальность и в той картине, и в этой — «Тропическая лихорадка» — видна сразу… Просто на ходу мне достаточно трудно подобрать нужное слово, чтобы ее определить…

— Я имею в виду индивидуальность фильма как такового. Он — как путешествие. В нем нет классической трехчастной структуры. Даже во время работы у меня не было конкретного плана. Я, скорее, экспериментировал с разными вещами. Поэтому я не сосредоточивался ни на какой индивидуальности, как было в случае фильма «Благословенно ваш». Там были долгие планы. Здесь же я перемешал всё, потому что мне хотелось поднять этот вопрос об индивидуальности. Мне хотелось, чтобы зритель до конца не был уверен, что же он смотрит — обычный фильм, или арт-фильм, или что-то маргинальное.

— В каком-то смысле эта двойственность отражает траекторию вашего творческого пути… Вы уже прожили одну жизнь в несколько другом качестве…

— Может быть, две. Я прежде был архитектором и вот теперь режиссер.

— Разговоры о другой жизни в ваших картинах ведутся с абсолютно будничной, лишенной мистического придыхания интонацией…

— Я не знаю, существует ли другая жизнь, но я верю в эту возможность. Я много занимался исследованиями о людях, которые заявляют об опыте других жизней. Как ни удивительно, у них не было причин мне врать, когда они рассказывали о своих предыдущих жизнях, о тех местах, где бывали. Например, Далай-лама, как вы знаете, может взять какой-то предмет из своей прошлой жизни. Но мне всё равно нужно больше доказательств. Подготовка этого фильма была очень увлекательной. Большинство людей в Таиланде верят в реинкарнацию. Более половины тех, кто идет в храм молиться, просят о хорошей карме, чтобы в следующей жизни стать лучше или богаче. Эти верования у нас в крови. Я-то просто хотел представить на экране эту сторону нашей жизни, наших верований. Очень увлекательно смотреть, как они влияют на нашу современную жизнь. Вера — часть нашей жизни, общественной, политической, даже моды. Я верю, что сила мысли или сила науки могут этого достичь в будущем. Думаю, мы всё еще очень примитивны. Поэтому нам нужно кино. Оно тоже достаточно примитивно. Мы все собираемся вместе и смотрим двумерную иллюзию, как в свое время в пещере смотрели на огонь или на то, как кто-то рисует или изображает театр теней. Это ведь то же самое. У нас очень примитивная культура. Может быть, через две-три ступени эволюции науки мы сможем проникнуть в сознание, и тогда сможем разобраться с привидениями и тому подобным.

— Что-то вы не слишком ласковы к кинематографу. Почти как Александр Сокуров, который любит повторять о недоразвитости киноискусства…

— Я тоже так считаю. Любое другое искусство менее примитивно, чем кино. Кино — это крайность.

— Как бы вы определили концепцию времени в ваших картинах, в частности в «Дядюшке Бунми»…?

— Понятие времени в этом фильме не постоянно, оно многослойно. В фильме есть разные места действия. Например, когда персонажи оправляются в джунгли — это уже другое время, это древние джунгли, не современные. Происходит смена времени в фильме. Актеры будто переносятся в старое кино. Их игра, например, вокруг обеденного стола, ведется в старой манере. В последней сцене, где люди раздваиваются, время как бы прерывается, встает вопрос, где же реальность? В баре караоке, в номере отеля? А может быть, где-то еще?

— А как в Таиланде вообще воспринимают Бога? Вы бывали в разных странах и можете сопоставить восприятие Бога в разных культурах.

— Бога или духов?

— Ну хорошо — духов.

— Вполне возможно, что Бог и духи — одно и то же (смеется). Понимаете, Таиланд — не совсем буддистская страна, хотя мы, тайцы, утверждаем, что буддистская. Есть следы индуизма, есть анимизм, есть такой облегченный буддизм, есть нечто промежуточное. Так что у нас много богов, и духов тоже много. Когда я был маленький, я знал, что разнообразных духов существует очень много, в каждом дереве свой дух. И даже теперь, когда я взрослый человек, когда я вроде бы знаю, что это все глупости, несовместимые с логикой, все равно невозможно просто так отделаться от ощущения, что духи реальны. И я стараюсь передать это ощущение в фильмах. Это такая интереснейшая иллюзия: в детстве мы верим в духов, для нас духи — факт жизни, а потом мы становимся старше, и факт оборачивается вымыслом. То же самое — в кинематографе: мы стараемся через вымысел воссоздать свое давнишнее восприятие мира, свои воспоминания. В этом смысле есть параллели между верой в духов и кинематографом, мне очень интересна эта связь.

— А чем отличается эта трансформация вымысла в фильме «Отель „Меконг“» от трансформации в ваших предыдущих фильмах?

— В отличие от каких фильмов?

— Какое значение имеет в фильме — и для Таиланда — река Меконг? Мы, к сожалению, ничего не знаем об этой реке.

— Меконг имеет очень важное значение. Эта река — часть нашей жизни. Можно даже сказать, часть нашего тела — она подобна кровеносной артерии. Но, конечно, мы, люди, иногда забываем о своем теле. И в Таиланде тоже иногда забывают, что возможны наводнения. Пока проблема не угрожает Бангкоку напрямую, считается, что всё нормально. В Таиланде сильная централизация, всё сосредоточено в Бангкоке. И люди, а также правительство иногда игнорируют жизнь провинции. У них одна цель — урвать побольше. Когда строятся дамбы, это очень вредно для рыб и других обитателей реки. Биологические виды вымирают. Но эти люди считают, что деньги — важнее, чем природа.