Сепарация. Как перестать зависеть от других людей - Вероника Хлебова Страница 15

Поэтому мы ориентируемся не на живые человеческие чувства и ограничения, а на некие образцы правильности и совершенства. И поэтому мы не верим себе, когда устали, не справляемся, когда чувствуем, нуждаемся. Мы опираемся на веру в то, что можно быть лучше и совершеннее. Не видя себя со своими ограничениями, мы не видим других людей с их ограничениями. Мы ждем, что они тоже станут лучше. Или же мы идеализируем их, думая, что они уже лучше нас самих. И тогда нам хочется, чтобы такие совершенные люди научили нас жить правильно или подарили бы свою теплоту.

Сейчас я вам приведу конкретный пример, чтобы мы могли от чего-то отталкиваться.

Я чувствую себя ребенком, когда происходит конфликтная ситуация. Когда другой человек высказывает свое недовольство относительно меня или того, что я сделала, я становлюсь как будто бы маленькой. Чувства другого для меня становятся важнее, чем мои собственные. Я себя не слышу, не чувствую, весь фокус внимания на том, что чувствует другой. Все это происходит потому, что мне не хватило в детстве опыта или права на свои чувства. Отсюда мало доверия себе, я верю другому человеку, что он говорит мне обо мне. Грустно, злюсь, потому что мама в детстве перекладывала на меня ответственность за свои чувства.

Итак, мы видим момент недостаточной сепарированности. Мама, которая переживает свои процессы, не отслеживает их. Перекладывает ответственность на ребенка, обвиняет его – «ты меня разозлил», «ты меня в гроб загонишь…», «ты плохой». И тогда у ребенка формируется ощущение, что он сплошная ошибка. Если он все делает неправильно, значит, он не может доверять себе.

Кому же все-таки мы могли бы поверить? Кому вы можете доверять? Это интересный вопрос, на который стоит поискать ответ. Я отвечаю следующий образом:

Доверять можно взрослому человеку. Тот человек, который в вашей эмоциональной ситуации не распадается на части и не распадается на жертву или тирана. Не начинает впадать в жертву, не преследует вас, не пытается вас спасать. Он, скорее, остается в позиции взрослого, замечает все со стороны и всегда готов взять ответственность за свои процессы и вернуть вашу ответственность. Вот если бы у вас был такой родитель, легко было бы доверять, потому что вы не были бы под высоким напряжением этого непредсказуемого слива эмоций, когда в любой момент на вас могли слить эмоции и остаться безнаказанным. Нельзя за это не попросить прощения, не объясниться, не попытаться договориться. Конечно же, мы пытались каким-то образом себя защитить. Чаще мы уходили в недоверие и не доверяли миру. А это означает ограничение контактов, это примитивная готовность закрыться, спрятаться. А значит, мы недостаточно делимся, а если не делимся, то все горести и печали тухнут внутри нас, подтверждая и закрепляя нашу позицию жертвы.

Приведу еще один случай, в котором отражается страх перед родителями, нападением и слиянием. Вот что пишет женщина:

Как только слышу голос родителей, или даже думаю о них, или вовсе другие люди рядом находятся в позиции критикующего родителя, то я автоматически впадаю в роль ребенка, который им должен. По сути, я мало ощущаю себя взрослой, все как-то проживание из ребенка осуществляется. Жертва моя в том, что не чувствую силы, возможности выйти в стандартные модели поведения с родителями. Ощущение бесконечности, беспросветности ситуации. И тогда возникает фантазия – если бы они были какими-то другими и вариации разные… Думаю, что причина в том, что было очень большое слияние с родителями и отсутствовала эмоциональная близость.

Если мы сливаемся с родителями, если между нами не хватает границ, мы начинаем о себе думать так, как они о нас думали. Вообще думать о мире так, как они думают. Мы даже можем противостоять этому, но тем не менее избавиться от этого внутреннего критика, который интегрируется, мы уже не можем, это бывает сложно.

Еще один пример:

Я периодически не верю в себя. Не верю в то, что я достаточно хороша. Такое бывает, если на мне слишком много обязательств по работе, они как снежный ком, я не успеваю разгрести либо не хочу. От этого ощущение вины. А искоренить его не успеваю, слишком много, наверное, взяла на себя, а нести все не могу. Но признаться в этом сложно. В детстве меня не жалели и не ценили то малое, что я делаю, поэтому я делала много. Я насиловала себя и не замечала, я не понимала тогда, что у меня есть свой темп, свой ритм. Мне не давали поддержки в этом и требовали всегда больше. Еще это нарциссическое – делать максимально хорошо. А максимально хорошо не получается, у меня заранее опускаются руки. Я откладываю до последнего. Я сама до конца не признаю своего несовершенства, что нормально не мочь всего. А вина продолжает держать меня в идеализации, что я могу все. Было слишком много оценки. Если бы я делала свои дела без оценки, то у меня не было бы страха ошибиться, что накажут за ошибку, как это делали в детстве. Когда замечали только ошибки, а хорошее не замечали. Я и сейчас с трудом вижу хорошее, в первую очередь вижу косяки, они как бревно в глазу.

Опять мы сталкиваемся с ситуацией, когда родители не могут заметить чего-то хорошего, все время ждут, требуют. И эта ситуация, когда родители не могут увидеть своего ребенка живым. Что у него есть свои ограничения, что-то он может, что-то не может. У них в голове образ идеального ребенка, который должен уметь все, успевать все. И ребенок перестает верить в себя. И получается, что неверие родителей превращается в неверие в себя, в то же время в неверие других… И это все воспроизводится снова и снова, а заканчивается этот круговорот там, где кто-то первым признает свои ограничения. Кто первый скажет: «Я неидеальный, я не все могу». Кто первый не будет преследовать самого себя за ошибки. Тогда уже ближнему кругу, своим детям, партнерам он не будет предъявлять повышенные требования, и эти люди вокруг получат повышенную степень доверия и свободы. Доверие получается от свободы быть собой, быть в себе, опираться на себя.