Тайные практики ночных шаманов. Эргархия - Ночная группа - Константин Ворон Страница 13

– Доброе утро, – сказал Упырь, глядя на меня неподвижными змеиными глазами, – как гулялось?

Я ошарашенно смотрел на него. Я понял, что через заросли ломился именно он. А поляна? Возможно, что я принял вспышку его фонарика за свет поляны.

– Я хотел бы поговорить с вами, – сказал я, остро осознавая неуместность этих слов. Они напомнили мне сцену из известной кинокомедии, где один из героев глубокой ночью спрашивает прохожего: «Простите, как пройти в библиотеку?» Я невольно засмеялся. Упырь внезапно подхватил мой смех жутким хохотом, потом резко его оборвал и опять уставился на меня немигающим взглядом.

– Так ты всю ночь искал меня, чтобы поговорить?

Я потерянно молчал.

– Ладно, приходи после обеда. Через час подъем, пойди пока выспись.

– А как отсюда выйти?

– Как пришел, – медленно ответил Упырь.

Потом он сжалился надо мной и кивнул в сторону тропинки, оказавшейся совсем рядом.

– Иди по ней до ближайшей развилки и поверни налево. Тропинка выведет к хате.

Уже подходя к хате, я наткнулся на пьяного мужика. Перегаром от него разило метров за десять.

– И шо ж ты такой напуганный и перемазанный? – замычал он, увидев меня.

Вид у меня действительно был еще тот.

– Отож, наверное, Реву встретил?

– Какого Реву?

– Та вы ж там, где художники, живете? Тож була хата Королевы. А чоловик ее був Рева. То его кличка, Рева. Королева, ведьма, такое вытворяла, такое творила, шо чоловик пить начал и ушел в лес. Ревой его прозвали потому, что он ходит ночами по лесу и ревет как медведь. Потому ночью в лес никто не ходит, только художники ненормальные. Так что, встретил Реву?

Я подумал, что явно встретил. К существу, ломившемуся сквозь чащу, точно подходило это имя. Может быть, Упырь тут и ни при чем. Я заподозрил, что здесь ключ к разгадке: Барбаросса договорился с Ревой (если вся эта история правдива), и тот пугает девочек по ночам. А может, Упырь и изображает Реву? Тогда все сходится: есть троица, которая водит за нос всех. Обычное дело для Москвы. Почему Киев должен быть иным?

На занятиях с Доктором я все время засыпал – сказалась бессонная ночь. Доктор подошел ко мне, критически осмотрел и отправил спать. Я с благодарностью удалился.

Проснулся я от невыносимой жары. В палатке было душно. Стрелки на часах показывали два. Я проспал все занятия. У входа сидел Локка и снова что-то набирал на своей машинке. Я спросил его про Реву. К моему удивлению, он подтвердил историю, рассказанную местным алкашом.

Действительно, они вдвоем с Барбароссой купили хату у местной ведьмы по кличке «Королева». Говорили, что от нее сбежал муж, замученный ее выходками, а среди местных крестьян ходит жуткая рассказка про живущего в лесу и ревущего по ночам Реву.

Я вцепился в Локку и стал буквально выпытывать всю историю Бучака. По его словам, у Барбароссы была привычка летом путешествовать по лесам, и он часто бродил по здешним трахтемировским местам. Лет шесть тому он наткнулся на пустующий домик в Бучаке. Барбаросса и Локка были дружны в то время и, не раздумывая, скинулись по 400 тогдашних советских рублей, чтобы купить дом. Не обошлось без курьезов: Королева была настоящей ведьмой и, уже получив деньги, продолжала считать проданную хату своей. Иногда она бесцеремонно приходила по ночам и варила свои ведьминские отвары. Локка возмущался, но Барбаросса нашел с ней общий язык и вроде как напросился на ученичество. По крайней мере, какую-то травку для нее он собирал в лесу, строго сверяясь с фазами луны.

Место оказалось идеальным для созерцательных практик – буйная растительность, глубокие овраги, птицы, поющие по утрам, ручьи…

В Бучак стали приезжать их общие друзья – художники и музыканты. Подтянулись группы, практиковавшие в бучакских окрестностях. Вдруг четыре года назад все внезапно изменилось. Сначала появился Доктор, потом – Толстяк, Скандинав, Черногорец, Помощник. Последним подключился Упырь – мрачный, нелюдимый тип, окончательно испортивший всю изысканную атмосферу Бучака. «Новые люди», как назвал их Барбаросса.

Старая компания развалилась, кто-то из музыкантов умер от наркотиков, кто-то отказался дружить с «новыми людьми». А «новые люди» стали создавать что-то вроде секты. От практик созерцания отказались, введя вместо них работу с вниманием и восприятием. Локка полагал, что определенную роль в этом сыграли книги Карлоса Кастанеды, которыми увлекались «новые люди».

Начался настоящий бедлам. Стали во множестве приезжать странные субъекты из разных городов, иногда совершенно чудовищные по своему виду и поведению. «Новые люди» стали их чему-то учить и превратились в самозваных «гуру». Появились абсолютно новые темы, которые Локка уже не мог ни понять, ни принять. А потом пошли мистификации – лешие, светящиеся поляны, силы леса и воды…

Локка помолчал минуты три.

– Я остался с ними по двум причинам. Хочу помочь таким, как ты, не свалиться в сумасшествие, куда они ведут. И увидеть границы падения «магов». Они еще до конца не дошли. Но дойдут, и это закончится кровью.

Я спустился вниз. В зарослях напротив антикварной школьной доски сидели все те же трое харьковско-питерско-киевских парней, девушка, которую в прошлом году Барбаросса бросил в крапиву в наказание за слезы, и еще пара человек. На этот раз занятие вел Барбаросса.

Он прикрепил к доске два абстрактных цветных рисунка и добивался, чтобы сидящие вокруг люди него ощутили разницу в своих ощущениях при созерцании каждого из них. Затем нужно было, глядя на один из них, испытать ощущения, возникшие при созерцании второго.

Я попробовал. Чувство было каким-то странным и необычным. Через полчаса занятие закончилось. Я подошел к девушке, представился и спросил ее имя. У нее было по-змеиному гибкое тело, и потому она получила кличку Кобра. Я начал расспрашивать ее о прошлогоднем приключении в лесу. То, что она рассказала, напоминало мой опыт – светящаяся поляна, толчок в грудь, явственное ощущение присутствия чего-то совершенно ужасного впереди. А когда Барбаросса построил иероглиф жука, напряжение прошло, и Кобра зашлась в приступе плача. И Барбаросса действительно бросил ее в крапиву.