Маяк – смотри! - Мария Ботева Страница 6

Рыжая Эльза заплакала, да ещё при незнакомом человеке. Этот незнакомый Капоряк-младший сказал ей, что надо на время закрыть маяк, прекратить зажигать лампу, и вообще — жить по часам. Как же не плакать?

«Что делать?» — подумал Боря. Вообще-то он отлично знал, что делают в таких случаях: при нём постоянно плакали три его младших сестры и один младший брат, то поодиночке, то все вместе, враз. И он всегда мог успокоить их. Но это были родные люди, такие далёкие теперь, такие маленькие, такие рёвы… Капоряк сам чуть не расплакался, когда вспомнил их, он давно уже не был дома, не вытирал нос брату, не завязывал бантики сёстрам. Но надо было что-то делать: «Пациент ревёт», — совсем по-докторски подумал студент. После этого он незамедлительно открыл свой саквояж с красным крестом, достал валериановые капли, смешал с водой в нужной пропорции и дал Эльзе. Та только взглянула на стаканчик — и заревела пуще прежнего. Боря пощупал её пульс, потрогал лоб, подумал-подумал, стоит ли измерять давление и давать аскорбиновую кислоту, и понял, что в этого ревущего ребёнка не получится впихнуть даже конфету. Он топтался вокруг Эльзы, чесал затылок, открывал и закрывал саквояж и ничего не мог сообразить. Рёв продолжался уже минут пятнадцать. И вот, когда девочка уже начала икать, он вдруг сказал:

— Тебе привет от тёти Тани, кстати.

Рыжая Эльза немного притихла.

— Да-да, привет. Я совсем забыл сказать об этом. А теперь вспомнил.

— От… тёти… Тани? — спросила Эльза и начала вытирать слёзы. — От какой ещё?

— Ну как же, от той самой!

Той самой тёте Тане всё про всех известно. Это неудивительно — ей, наверное, лет двести, хотя и выглядит она намного моложе, лет на восемьдесят, от силы на восемьдесят три. Где она живёт, никто толком не знает, то ли на каком-то острове, то ли на материке. Часто в море встречаются почтовые бутылки с посланиями от неё. Иногда в этих бутылках попадаются письма (с картами), где говорится о сокровищах, пиратах и незнакомых землях. Но чаще всего она присылает примерно такие вещи:

— Вижу тебя!

— Какой молодец!

— Что ты себе позволяешь?

И даже:

— Пожалей свою маму!

Почему-то чаще всего эти записки вылавливают дети. Письма про то, что надо пожалеть маму, — в сумерках, когда родители давно ждут детей к ужину.

Передавать привет от тёти Тани — самое надёжное средство успокоить плачущего ребёнка. Часто это срабатывает и на взрослом. Можете сами проверить, — это и доктора, как видите, рекомендуют. Тем более если привет будет от той самой тёти Тани, не забывайте об этом. Вот и Эльза, хотя и слышала о тёте Тане впервые, быстро перестала реветь, как будто посмотрела на мир новым глазом (в тот момент правым, левый был закрыт повязкой), и сказала:

— Я согласна на зарядку, но фонарь мы зажигать будем.

— Ладно-ладно, утро вечера мудренее, — проворчал Капоряк-мл. и побрёл спать.

Марта и Марк-Филипп

А теперь перенесёмся на яхту «Кормач», если вам ещё не надоело переноситься из одного места в другое. Это не так уж далеко — каких-то сорок морских миль от маяка. Двигается эта яхта вдоль того же самого берега, на котором живёт Эльза.

На судне с самого утра до позднего вечера все всегда заняты делом — готовят корм для береговых животных, а потом складывают его в кормушки. Если по дороге попадается остров или какая-то одинокая морская скала — «Кормач» кормит животных и там.

На безлюдном берегу в тихой бухте на яхту прибились ещё два работника — женщина с сыном. Что можно сказать про них? У женщины светлые волосы, а ресниц почти не видно — такие они белые. Зовут её Марта. У её сына один глаз закрыт повязкой — то правый, то левый, по настроению, — а под носом пробиваются рыжие усики. А его имя такое длинное, что полностью не поместится в эту главу. Назову лишь то, что удалось запомнить. Итак, его зовут Марк-Филипп-Александр-Алик-Фенимор-Грэй-Костэн-Герман-Пушкин-сан-Марк-Филипп. Все моряки стали называть его коротко — Марк-Филипп.