Между ангелом и волком - Дарья Вильке Страница 6

В Городке Ц. странные люди. И говорят они так, что сразу и не поймешь. Например: «У него полно мертвяков в подвале». Да, так и говорит все время Сепп Мюллер — «у Родла-то пара мертвяков в подвале точно найдется» — а сам вертел с огромной рыбиной переворачивает, и падают на сосновые поленья капли откуда-то с зарумянившегося брюха, и шипят, и пахнут лесом и запеченной форелью. Или вот так: «У каждого в Городке небось по мертвяку в подвале».

Раньше Вольфи, услышав такое, холодел, и совсем по-другому виделась ему тогда улыбка мясного короля Родла. А в подвал под собственным домом он из-за этого долго боялся спускаться — а ну как случайно в темноте наступит на мертвеца? Потом все-таки осмелел — дом-то его и мамы, а не каких-нибудь там. И спустился.

Когда делаешь шаг вниз, по каменным ступенькам, сперва тебя обнимает темнота и мрак, они не хотят пускать дальше. Потом глаза привыкают, и вот уже совсем не страшно. Просто глубокий подвал — толстые каменные стены, из подвального зарешеченного окошка слабой мерцающей паутиной пробивается солнечный свет, и влажный воздух ложится на щеки. Вольфи обошел все, заглянул в каждый угол — вот старые козлы, вот выдолбленная в куске огромного пористого камня лохань, в которой мама полощет белье, вот бесконечные, уходящие во тьму полки. На них рядами стоят банки с вареньем, маринованными огурцами, и лежат в ящиках яблоки — особые, «зимние», они поспевают только к Рождеству, а до этого лежат в подвале, подернутые восковой пленкой и тонко пахнут яблоками и осенью, если подойти поближе.

Все это было, а мертвяков не было.

«Мам, — спросил разочарованно Вольфи — ведь боялся, как девчонка, вот если бы он знал! — мам, значит, у нас нет мертвецов в подвале?» — «Каких мертвецов?» — сначала испугалась мать. А потом, поняв, засмеялась.

Ну и теперь Вольфи знает, что мертвяки в подвале — это значит тайны, страшные секреты, которые нужно скрывать так, чтоб никто и не догадался.

Раньше он считал, что у мамы секретов от него нет. А теперь оказалось вдруг, что у нее мертвяков в личном подвале побольше, чем у Родла, наверное.

Так подумал Вольфи, увидев ту открытку у тети Виолы в прихожей.

На открытке громоздились речные скалистые берега церкви Большого Соседнего Города, переваливая через плотину, падала вниз бело-зеленая волна, а на другой стороне размашистой подписью заканчивалось: «С сердечным приветом, Роберт Дюпрей-Энгельке».

— А давай справим вместе Фашинг? Только ты и я? — спросила как-то тетя Виола.

Фашинг — пятое время года, посреди зимы, перед самой-самой весной, когда где-то в горах, на проталинах, если разгрести руками мокрые прелые листья, увидишь снежные розы. На Фашинг нужно веселиться — без удержу — разыгрывать одноклассников и учителей, напяливать смешной и дурацкий клоунский нос, бумажную шапку в желтый горошек, запускать шутих и кидаться друг в друга конфетти и разноцветным серпантином. И еще есть пышные крапфены — будто надувшиеся предвесенним ветром пончики, они больше, намного больше ладони Вольфи, где-то сбоку у них неприметная дырочка, а внутри — абрикосовый мармелад или ванильный, тягучий крем, после него всегда хочется пить, сразу же. Сверху крапфен посыпан, будто мукой, сахарной пудрой и когда ешь, перепачкаешь весь нос, а еще надо посматривать, не выдавливается ли откуда-нибудь сбоку мармелад, не падает ли на брюки и на пол. Перемазаться пудрой и мармеладом, ладони склеить ванильным кремом и смеяться — вот что такое Фашинг. Он катится веселыми карнавалами по стране и по Городку Ц. до самой Пепельной среды, когда взрослые будут поедать свою селедку, а священник нарисует тебе на лбу крест цвета пепла. И конец веселью.

Вольфи от радости даже забыл, как глотать, когда она это сказала, «давай справим вместе» — так и сидел с полным ртом какао.

— Будем веселиться, напялим шутовские колпаки и устроим фейерверк для нас двоих, — сказала тетя Виола.

В тот день дядя Вильфрид укатил в Большой Соседний Город по делам, и поэтому можно было веселиться без удержу. Когда дядя Вильфрид дома, так не получается, он хмуро смотрит на тетю Виолу и говорит «веди себя прилично, ты не на рынке». Будто на рынке можно хохотать, а дома нельзя. А когда они обедают вместе — Вольфи, тетя Виола и дядя Вильфрид — и Вольфи вдруг отказывается есть хлеб или суп, он с нажимом, так, что и не возразишь, замечает: «Ты будешь есть то, что подано». И с этим никак не поспоришь.

Тетя Виола постаралась — прямо в прихожей, в гостиной и в кухне висят гроздья воздушных шаров: зеленых, синих, красных в крапинку. Она открывает дверь в своем дежурном фартуке и совсем непохожая на себя: размалеванные красным щеки, нарисованные новые, с залихватским изгибом, брови, а на голове шутовской колпак в крупный горох.

«Я буду кофе, а тебе купила апельсиновый лимонад», — радостно говорит она. А за ней, на кухонном столе, накрытом парадной скатертью — праздничные чашки и горы крапфенов на огромном блюде. Такого Фашинга у Вольфи еще не было.

Ну и если совсем честно, то даже его день рождения никогда не празднуют. То есть мама дарит ему подарки, а на полдник бывает торт — его любимый торт — и кофе с огромной шапкой сливок. Сливки очень дорогие и поэтому они только по праздникам — мама приносит их от молочника, повязывает праздничный фартук с вышитыми по подолу крестьянами, больше, правда, похожими на детских куколок с нелепо торчащими ручками, долго сбивает в большой стеклянной миске и потом ложкой выкладывает белые, ставшие совсем густыми, как сметана, сливки шапкой в чашку.

Мама не любит гостей, и Вольфи и думать нечего, чтоб пригласить к себе, к примеру, Вальтера. Что уж говорить о Франци с улицы за кладбищем или там Карле, сыне мясника, или о Фредле-толстяке. А Гарри, который Гаральд, Вольфи и сам бы не пригласил.

— А кто такой Роберт Дюпрей-Энгельке? — спрашивает Вольфи, откусив крапфен и кивая на открытку, таким голосом спрашивает, будто ему и неинтересно-то на самом деле, будто для порядка просто.

— У мамы спроси, — говорит тетя Виола и отворачивается, и совсем нельзя понять, какие у нее в этот момент глаза, если б Вольфи увидел, то сразу бы все разгадал, кажется ему. Ведь спросить у мамы — это еще смелости надо набраться.

Иногда Вольфи кажется, что у него нет тети, а есть, к примеру, двоюродная сестра — востроносая девчонка Виола. Когда они, скажем, ходят вдвоем в лес. Собирать липовый цвет или грибы, или ежевику. Походка у тети Виолы становится легкой, девчоночьей, она то и дело восхищенно говорит: