Аладдин и волшебная лампа - Филип Пулман Страница 4

– Матушка! – воскликнул Аладдин, обнимая её. – Я чудом спасся! Этот злодей магрибинец попытался меня убить, но могущественный джинн вынес меня из подземелья наружу целым и невредимым. Ох, как же я проголодался! И с ног валюсь от усталости.

Мать стала хлопотать и приготовила еду из того, что нашлось – в доме почти не осталось съестного. Пока они утоляли голод, Аладдин рассказал матери обо всём, что случилось.

– Уж я-то ему сразу не поверила, – сказала женщина. – Я видела его насквозь, так и знай. Но хватит болтать, сынок, приляг и отдохни, я постелю тебе.

Аладдин проспал весь день и целую ночь. А когда проснулся, оказалось, что пережитое ничуть его не изменило и не исправило, потому что первым делом он позвал свою мать.

– Матушка! Я проголодался! Дай чего-нибудь поесть!

– У меня ничего нет, – ответила бедная женщина. – В доме пусто, шаром покати. Подожди, пока напряду пряжи и продам, чтобы купить еды.

Тогда Аладдин вдруг захлопал в ладоши и сказал:

– О чём я только думаю? Мы ведь можем продать лампу, которую я принёс из сада чудес!

Он вынул её из-под вороха одежды и показал матери. Та с сомнением покачала головой.

– Какая-то она неказистая и уж очень грязная. Дай-ка я хоть почищу её немного.

Женщина решила протереть лампу тряпицей, но едва она начала это делать, раздался оглушительный гром. В страхе отбросив лампу, мать прижалась к Аладдину, а тот прижался к ней, они обнялись и зажмурились, потому что решили, что их дом вот-вот обрушится.

Немного погодя Аладдин открыл глаза и ткнул пальцем вниз.

– Смотри, смотри! Лампа!

Из носика лампы вырвалась струйка дыма и вылетели две искорки. Дыма становилось всё больше, его клубы вздымались вверх, убогую комнатушку наполнили звуки, напоминавшие завывания ветра. Не успели Аладдин с матерью и глазом моргнуть, как дым поднялся до самого потолка, почернел и сгустился. При этом он блестел и лоснился, будто гладкая чёрная кожа, а две искорки разгорелись и вдруг оказались глазами в глазницах. И вот дым уже не дым, но и не человеческая плоть – перед ними предстал могущественный джинн. Своей огромной ручищей он мог бы прихлопнуть Аладдина так же легко, как мы комара.

Мать, дрожа от ужаса, вцепилась в Аладдина.

– Это твой джинн, Аладдин, – прошептала она. – Вели ему убраться прочь!

– Это не Джинн кольца! – возразил озадаченный Аладдин. – Тот выглядел совсем иначе. Кто ты, о джинн?

– Я – раб лампы! – прогремел огромный дух голосом, от которого затряслись балки на потолке. – Приказывай, и я выполню любое твоё пожелание, и я, и другие рабы лампы.

– Ну, тогда я приказываю сейчас же принести нам поесть.

– Сию минуту, господин, – любезно ответил джинн и с негромким хлопком исчез.

Мать Аладдина была еле жива от потрясения. Она будто по-новому увидела своего сына. Минуту назад она считала Аладдина никчёмным шалопаем, а он, вы только подумайте, повелевает джиннами и даже бровью не ведёт.

Спустя минуту-другую джинн вернулся и хлопнул в огромные ладоши. В тот же миг по лестнице, ведущей к каморке Аладдина, двинулась процессия невольников. У каждого в руках был поднос, блюдо или чаша из золота и серебра. На каждом блюде лежали угощения, и как же аппетитно они пахли! От горячих блюд поднимался пар, а у чаш с мороженым и фруктовыми шербетами запотели стенки.

– Посмотри, матушка! Мы можем всё это съесть! – воскликнул Аладдин.

Расставив блюда, рабы, кланяясь, отступали к лампе, становясь всё меньше и меньше, и, наконец, один за другим исчезли в её носике. Замыкал процессию джинн – он превратился в завитки густого чёрного дыма и тоже втянулся в носик лампы.

– Угощайся, матушка! – вскричал Аладдин.

Принесённых джинном яств хватило на три дня, и это была самая вкусная еда, какую им только доводилось пробовать.

Когда всё кончилось, Аладдин решил отнести на базар одно из золотых блюд и продать. Мысль о том, чтобы стать купцом, запала ему в душу, и он решил попробовать себя в этой роли.

Первый же ювелир, к которому он обратился, не мог поверить своему счастью. Он в жизни не видывал такой тонкой работы. Однако он прикусил губу и притворился, будто раздумывает, хорош ли товар.

– Ну, не знаю… Эти узоры давно вышли из моды. Ох, ну так уж и быть, дам за него два динара, себе в убыток.

Аладдин, который знать не знал, какова истинная ценность блюда, с радостью взял деньги и накупил еды. Когда они её съели, он снова побежал к ювелиру. Снова и снова получал он один-два динара за блюдо, поднос или чашу.

Однажды, распродав уже половину посуды, он тащил очередное блюдо на базар, как вдруг его остановил другой ювелир, честный. Он уже давно наблюдал за Аладдином и поинтересовался, что у него есть на продажу.

– Ах! Это же настоящее чудо! – воскликнул он, увидев блюдо. – И остальные такие же?

– Ну да. Некоторые были даже больше.

– И сколько тебе за них предлагали?

– По два динара за каждое, – ответил Аладдин. – А что, они стоят дороже?

– Это блюдо стоит никак не меньше восьмидесяти динаров! И я готов заплатить их тебе прямо здесь и сейчас. Этот негодяй водит тебя за нос, мой мальчик!

Аладдин понял, что в мире есть и другие злодеи, кроме магрибинца. Остальную утварь он отдал честному мастеру, тот хорошо заплатил, и Аладдин с матерью зажили припеваючи. Но честный мастер сделал даже больше. Он очень много рассказывал Аладдину о хитростях торговли, о ценах и качестве товаров. И ещё кое-что он объяснил Аладдину: камни, что тот притащил в карманах из сада чудес – те самые, в которые превратились сорванные им с веток плоды, – оказались не просто булыжниками, а баснословно дорогими драгоценными камнями. Правда, они нуждались в обработке, полировке и огранке, без этого не каждый мог разглядеть их красоту.

Аладдин забросил прежнюю жизнь и не водился больше с шалопаями и лодырями. Теперь он проводил часы в беседах с ювелирами, золотых дел мастерами и купцами. Он учился у этих уважаемых людей оценивать товар, и скоро понял: их драгоценные камни в подмётки не годятся даже самым мелким из тех, что он принес из сада чудес. А он-то от отчаяния пытался их съесть, когда был заточён под землёй. Так Аладдин понемногу набирался ума и богател.

Однажды он сидел на базаре, и вдруг услышал крики: «Расступитесь! Дорогу царевне Бадр аль-Будур, дочери великолепного султана Китая! Приказ султана: запереть лавки, не выглядывать из окон, не открывать глаза. Царевна направляется в бани!»