Пустогрань - Ксения Сергеева Страница 4

– Как… как вы это сделали?!

– Что? Странички-то? Они со временем напитались моими воспоминаниями. Вот тут война…

Маричка только смотрела на альбом с открытым ртом. Дед Василь быстро пролистал страницы: мелькнула зеленая листва, чуть колышущаяся под ветром, снежный занос, мыльные пузыри, шкура урчащего зверя…

– А когда воспоминаний слишком много, они обязательно принимают форму. Вряд ли сможет ожить кто-то ушедший, но, глядя на старые фотографии, всегда можно оживить мысль, настроение, даже любовь…

– И я бы так смогла? – Голос Марички сорвался на хриплый шепот, в жизни ей не бывало так любопытно.

– Ты? – Василий Петрович аккуратно закрыл альбом. – Ты, пожалуй, смогла бы. Было бы желание.

– Есть! Есть желание! – Маричка, крупно подрагивая и чуть не подпрыгивая, вытащила телефон. – Смотрите, у меня тут много фоточек. И я все-все про них помню: вот тут мы играли в вопрос-ответ, тут у меня новые кеды. Смотрите, какой у меня был торт на день рождения! И мам, если что, расскажет мне что-нибудь о детстве. Я знаю, она даже записывала сказки, которые я рассказывала совсем маленькая!

– Сказки?

– Ну да, я сказки любила придумывать, героев этих, знаете, принцев, принцесс, у меня даже было розовое платье, такое, принцессочное! Мы звали его платьем Золушки, оно длинное, пышное, мам сделала для него белый кружевной воротничок, а на туфельки мне приклеили розовые бантики из старых ленточек… Видите! Я помню! И фоточка в том платье у меня есть! Можно сделать, чтобы вокруг той фотографии ленты шевелились?! Красиво же будет, да?

Василий Петрович не без труда поднялся с дивана, улыбнулся Маричке и поставил альбом обратно на полку.

– Не спеши так, некуда нам пока спешить. Знаешь, где у нас в доме дворник лопаты-метлы свои хранит, видела дверцу такую синюю на первом этаже под лестницей?

Маричка видела, кивнула.

– Так вот что. Сходи-ка туда, я тебе ключ дам. – Роясь в карманах, Василий Петрович выложил на стол перо, лупу, четыре шурупа, свернутый в тугую трубочку кроссворд, несколько булавок, синюю и оранжевую резинки для волос; Маричка завороженно смотрела на содержимое карманов старика, пополнившееся игольницей, катушкой ниток, перочинным ножиком, скальпелем, упаковкой неизвестных таблеток… – А, вот.

Василий Петрович протянул девочке ржавый ключ на пушащейся от старости нитке. Ключ был длинным, с резным узором в виде клеверовых листьев. Маричке он показался неоправданно тяжелым, словно выкованным из чугуна.

– Ого!

– Да, вот такие ключи настоящие, они все что захочешь смогут запереть. И отпереть. Но тебе такой ключ пока не нужен. Пусть у меня полежит.

Ключ спрятался в кармане, а Василий Петрович выудил оттуда наконец обычный ключик с красным пластиковым брелоком.

– Спустись, голубушка, вниз, зайди в дворницкую, там мой чемодан хранится. Я его сослал за ненадобностью к Настасье Геннадьевне, она обещала приглядеть. Так вот, ты его возьми, принеси сюда. И мы посмотрим, что можно сделать с твоим розовым платьицем.

Маричка сама не заметила, как оказалась на лестничной клетке, Василий Петрович подтолкнул ее легонько в спину:

– Ступай, милая. Я тут подожду. Дверь не буду закрывать.

– Вы только в ванную больше не уходите, – зачем-то хихикнула Маричка.

– Хорошо, не буду, – очень серьезно ответил дед Василь и погладил старый ключ в кармане.

Если припомнить, то началась вся эта чертовщина с того года, с декабря где-то, с тех пор как хозяин квартиры с седьмого, Петровский Василь Петрович, попросил у нее приюта для старого чемодана и кошки. С кошкой-то понятно все, а вот чемодан был тяжеленным, набитым, едва замки держали, со слов хозяина, в рыжем чреве только старые фотографии и памятные вещицы. Василь Петрович поведал, что оставшийся в наследство чемодан (от кого наследство получил дышащий на ладан старик, Настасья Геннадьевна уточнить не решилась, хотя старые добрые домовые новости преданно любила) в комнатках его только место занимает, особо ценных вещей там нет, а вот в ее квартирке на первом этаже отлично заменит насущно недостающую обувную подставку. Дворничиха без промедления согласилась – бес попутал, стоило только Петровскому улыбнуться.

С тех пор чемодан поселился в ее прихожей, а в квартире стало происходить всякое странное: то дверь заскрипит, то форточка со стуком откроется в безветренный день, то шаги чьи-то слышны, хотя немудрено это, квартирка-то на первом этаже, тут чего только не почудится, ведь на ней весь дом и держится! Конечно, спустя несколько часов после прибытия чемодана Настасья попыталась подсмотреть, что же в нем хранится. Вот только не смогла открыть. Она даже пошерудила булавкой в замочных скважинках, ничего не вышло. Чемодан запечатали намертво, а может, замки от старости заело. Вдруг и Петровский просто не смог его открыть, а выкинуть жалко… да ладно, пусть стоит, от нее не убудет, думала Настасья, подставкой его удобно использовать, глядишь, откроется как-нибудь сам, там и посмотреть можно, что такого в нем интересного. Вот только половицы скрипят очень уж громко, а пальто в прихожей все чаще силуэты человеческие приобретают.

Дверь ванной медленно отворилась, Настасья замерла на пороге квартиры. Тяжелые сумки упали на пол, а брелок ключей жалобно звякнул.

– Кто здесь?! – Точеная кошачья мордочка выглянула из-за двери, черный силуэт скользнул в кухню. – Тьфу ты, Муська!

Настасья вошла в квартиру, с облегчением заперев за собой дверь. Ворчание давно уже стало ее второй натурой, но сегодня и поворчать не грех: ветвей дождем наломало, да еще и кошка эта стала совсем несносной. Когда Муська досталась Настасье, пушистый котенок, хоть и подросший, но довольно смирный, почти все время спал. Теперь, отъевшись, котик полинял и превратился в черную гладенькую кошечку с блестящей шерстью и отвратительным характером. То и дело эта кошка бросалась под ноги, драла обои, рвала тюль и всячески вредительствовала.

– Выброшу обратно на улицу, будешь так себя вести. Собака бешеная покусала тебя, что ли, а, Муська? Все ж нормально было… Мужичка тебе, что ли, поискать? Хочешь мужичка-то, а? – приговаривала дворничиха, разбирая пакеты с едой; Муська сидела на стуле у кухонного стола и лизала лапу. – Найдем тебе Мурзика какого-нибудь или Ваську, а? Котятки у тебя будут, заботы опять же, глядишь, и поуспокоишься. Хочешь, небось?

Муська недобро блеснула желтым глазом, но ничего не ответила. Дверь в ванную снова заскрипела, Настасья медленно повернулась к коридору, прищурилась, комкая шуршащий пакет. Да нет, померещилось.

…Привидится же! Настасья с журналом присела в кресло, ненадолго задумалась, отложила желтые страницы. Темнело теперь поздно, а фонари уже зачем-то зажгли. Кряхтя, она поднялась и подошла к окну, придирчиво осмотрела двор. Весна только началась, середина марта, а снег уже стаял. Мусорные баки опорожнили утром, ветки она собрала сразу после обеда, листья подгребла, песочница и качели детского городка почему-то уже опустели… Нужно бы написать жалобу, чего электричество переводят зазря, можно бы и на пару часиков позже фонари-то зажигать, уже не зима давно… Кошка с визгом выскочила из кухоньки и заметалась по комнате, Настасья вздрогнула и замерла, глядя в темный проем коридора. Там кто-то был. Кто-то есть! Кошка забилась в угол кресла и, изогнув спину, яростно шипела, глаза ее округлились еще больше, в них полыхал то ли ужас, то ли злость. Настасья схватилась за батарею, подкосились ноги.