Раз ошибка, два ошибка… Дело о деревянной рыбе - Сильвия Макникол Страница 30

День третий. Ошибка шестая

Замерев от ужаса, мы смотрим, как слайды повторяются раз, второй, третий. В нас будто снова и снова выстреливают искусством. Аттила называет его оружием массового поражения. Война – преступление против природы – заявляет он как художник.

– Все эти граффити нарисованы в Бёрлингтоне.

– Это просто что-то с чем-то, – шепчет папа.

– Хорошо, что муж не пришёл, – говорит миссис Кобай.

Рене не может проронить ни слова, что ей так чуждо. Я должен хоть как-то вернуть её в реальность.

– Брось! – Я тяну её за рукав. – Пойдём, посмотрим, что ещё здесь есть.

– Дети, идите вперёд, – в один голос говорят папа и миссис Кобай, а сами уходят в другую сторону.

Рене машинально шагает, не проронив ни слова. Мы проталкиваемся через толпу разодетых гостей, большинство из них стоит с бокалами вина, бумажными тарелками с фруктами и крекерами.

– Привет, ребята! – здоровается миссис Рон. Сегодня она принарядилась. На ней муу-муу цвета морской волны с принтом из разноцветных тропических рыбок. Она машет нам кусочком швейцарского сыра и указывает тарелкой в сторону огромного инуксука из кирпича. Конечно же, авторства мистера Мэйсона Мэна. – Впечатляет, да?

– Очень, – соглашаюсь я. – Такой прямой… и красный. Внизу приписано «Пусть нас ведёт история». Под стеной висит табличка с описанием экспоната от автора, где он рассказывает, как реставрировал кирпич со старой фермы в северной части Бёрлингтона. Под текстом повесили фотографию здания.

– Вот это да, – говорит Рене, не сводя глаз с инуксука. – Наверное, непросто было втащить эту штуку сюда.

Миссис Рон кивает и улыбается, будто Рене отвесила работе комплимент.

– Мальчики очень сильные. Только не забудьте проголосовать за понравившееся произведение!

– Не забудем, где оставить свой голос? – спрашиваю я.

– Вон за тем углом, – снова показывает она сыром.

– Мы просто посмотрим на другие экспонаты, прежде чем проголосовать, – говорю я.

– Это самая лучшая работа, – подмигивает она нам. – Поверьте на слово.

Она закидывает остатки сыра в рот и кивает.

На одной стене висит серия фотографий восхода солнца над пирсом. Автор назвал картину «Начало в Бёрлингтоне».

– Миленько, – громко говорю я.

Женщина в чёрном с ног до головы и высоких сапогах с шипами поворачивается ко мне и говорит:

– Спасибо, Стивен!

– Не за что, миссис Ватье, – отвечаю я нашему директору. Она вся такая быстрая, подвижная. Кто бы мог подумать, что она способна спокойно простоять кучу времени, чтобы нарисовать картину?

Мы двигаемся дальше вдоль этой стены, чтобы рассмотреть стол, заваленный камнями и крошечными зелёными растениями. Название гласит: «Бонсай на уступе».

– Ух ты, крошечные деревья, – говорит Рене, склонившись к ним.

– Осторожно, не наклоняйтесь так близко, пожалуйста, – говорит мистер Джирад. – Бонсай создан для созерцания, а не для того, чтобы его трогали!

– Очень необычный взгляд на местный пейзаж, – говорит миссис Ирвин у нас за спиной.

– Мадам, спасибо. Спасибо, – кивает он, отвешивая небольшой поклон. – Я действительно сделал его с натуры – деревьев, которые растут поблизости.

– А это легально? – спрашивает Рене у меня. – Разве это не заповедник?

Я толкаю её локтем.

– Он создаёт заповедники своими руками. Просто посмотри.

– Кому сыра?

Мы отворачиваемся от макета с бонсаем и вдруг видим перед собой Рювена с подносом гауды и швейцарского сыра.

– Ты украл рыбу нашего «Потока мечты»! – бросается на него Рене.

Рювен качает головой.

– Мы видели те, что ты подарил миссис Рон. Она использует их как подставки.

Рювен отталкивает нас в сторонку и шепчет:

– Я нашёл рыбу в тележке. Я думал, что это вы их украли.

– Зачем нам сначала красть рыбу, а затем оставлять её в тележке? – спрашиваю я.

– Я не знаю. В ней осталась не вся рыба.

Рене закатывает глаза.

– Тогда почему ты не написал на нас заявление?

– Я не был уверен… Я не хотел, чтобы у вас были неприятности. – Он колеблется с полсекунды, что лишь усиливает наши подозрения, а затем прикрывается злостью. – Зачем вы взяли мою тележку и сломали её?

Слова сына доносятся до мистера Джирада. Как и до всех и каждого, кто стоит в зале. Рювен разбрасывается обвинениями довольно громко. Отец грозит ему пальцем:

– Да брось ты так переживать из-за куска железа.

– Да? Они же взяли без разрешения! – жалуется Рювен.

– Не ломали они твою тележку! – кричит мистер Джирад. – Мы найдём тебе новую в следующий же день обмена хламом.

Рене задирает одну бровь. Она слышала тоже, что и остальные? Откуда мистер Джирад знает, что дыру в тележке Рювена пробили не они? И почему Рювен не пошёл в полицию с уликами, то есть с рыбой? Может, он покрывал кого-то ещё?

В этот самый момент к одному из крошечных кустов тянется Август, сын миссис Уиттингем. Мистер Джирад одёргивает его:

– Нет, нет, нет!

Мы улучаем момент и сбегаем.

– Кстати, отличные деревья, – бросает напоследок Рене.

Я с ней согласен, поэтому поднимаю два больших пальца вверх. Затем я шепчу ей:

– Он незаконно проник в заповедник. А ещё он точно знает, что тележку пробили не мы.

– Очень подозрительно, – соглашается она.

Мы идём дальше вдоль той же стены и натыкаемся на Стар.

– Не хватало только мелкой сестры, – говорит она, увидев Рене. – Я полагаю, ты уже видела работы Аттилы?

– Да, – отвечает Рене с несчастным видом.

– Да брось. Его работы – лучшие. Только посмотрите на это!

Мы поворачиваемся к стене, на которой висит гобелен с изображением старой церкви с Пятого шоссе.

– Бог обитает здесь, в Бёрлингтоне, – читает Стар надпись к экспонату и качает головой. – Не уверена, что это так.

– А мне она нравится, – говорю я, лишь бы возразить.

Рене молчит.

– Ты не можешь ждать, что Аттила, с его-то талантом, будет рисовать только на холсте, – говорит Стар.

Рене пожимает плечами и хмурится.

– Полицейских здесь нет, так что всё в порядке, – улыбается Стар, делая глоток из бокала для вина.

– Полицейские не пришли, – повторяет Рене. – Как и папа, – оживляется она.